Отправлено: 23.05.05 23:21. Заголовок: Еще одно утро - фанфик

Еще одно утро

***
________________
Не зря опоясан мечом. То посланец Господа.
Бернард Клеровский.
Похвальное слово новому воинству рыцарей храма.

Майское утро сонно продирало глаза и, было видно, это давалось ему с большим трудом. Солнце, судя по всему, вставать в этот день не собиралось вовсе.
Циклон, пришедший из-за моря, терзал город с вечера. Ровно с девятым ударом часов кто-то сменил декорации: чудовищный гром, от которого буквально задрожали все стены; затем небо пропахала стрела молнии, пыль ударила по щекам, первая, крупная капля дождя ударилась о раскаленную мостовую и тут же испарилась. Но то было лишь началом сильнейшей и совершенно неожиданной грозы. Уже к полуночи из раскаленной, каменной коробки город превратился в бурлящую, горную реку.
К утру, наконец, гроза утихла, хотя ливень хлестал всю ночь, и, казалось, только усиливался. Дождь монотонно колотил по римской площади Св. Петра, наверное именно поэтому незнакомцу пришлось описать полукруг, укрываясь от воды под колоннадой Бернини.
Приближаясь к Бронзовым Вратам, человек заметил, что часовой с алебардой в руке, был готов его остановить. Это был швейцарский гвардеец, его полосатая желто-синяя форма эпохи Возрождения и черный берет на крупной, бритой голове сильно выделялись на фоне плохо освященного коридора, отделанного мрамором и гранитом. Часовой с любопытством рассматривал темный, безупречного покроя костюм незнакомца, черную шелковую рубашку со стоячим воротничком и черные же, ручной работы ботинки из тонкой кожи. В светлых, водянистых глазах швейцарца читалось удивление: этот человек не был похож на одетых в серое bagarozzi – многочисленных чиновников разветвленного Ватиканского аппарата, проходящих здесь каждый день. Часовой кинул быстрый взгляд на часы – было без пятнадцати шесть. Для них слишком рано. Охранник недоумевал: незнакомец так же не принадлежал к числу аристократов курии – прелатов и монсеньеров, на чье положение обычно указывали большой крест на груди, перстень на пальце или хотя бы пурпурная кайма на одежде. Такие высокопоставленные персоны обычно не ходят пешком под дождем, да еще в одиночестве: они прибывают в Апостольский Дворец с другой стороны – через врата св. Анны в комфортабельных лимузинах с шофером. Кроме того, мужчина остановившимся перед ним и доставший из внутреннего кармана черный кожаный бумажник, чтобы перерыв все свои кредитки, вынуть и предоставить свое удостоверение личности, был слишком молод для подобного сана. Он был вполне по-северному светловолос: его длинные, пепельные, почти белые волосы, из-за которых в семинарии его прозвали полевой мышью, издали можно было принять за седые. Чистовыбритое лицо с тонкими, правильными, аристократичными чертами, ухоженные и отполированные ногти, часы с белым циферблатом, простые серебряные запонки – все выдавало в нем европейца. Только прищуренные, чуть-чуть улыбающиеся травяные глаза и смуглый оттенок скул указывали на присутствие южной крови. Профессионально наметанный глаз швейцарца отметил: вновь прибывший очень высок ростом, худ, уверен в себе до наглости. Возраст – наврядли более двадцати пяти.

 Отправлено: 23.05.05 23:21. Заголовок: Продолжение

- Guten Morgen. Wie ist der Dienst gewesen?1
Однако не эти слова, произнесенные на отличном немецком , заставили часового вытянуться по струнке и отсалютовать алебардой, а золотые буквы ИВД, оттиснутые вместе с тиарой и ключами св. Петра в верхнем правом углу удостоверения, предъявленного незнакомцем. В Ватикане Институт Внешних Дел считался одним из отделов департамента государственного секретариата, однако даже самому зеленому из новобранцев было известно, что на протяжении двух веков он являлся карающей десницей Инквизиции, а в наши дни координирует тайную деятельности Службы Информации Ватикана.
- Kommen Sie herein.2
- Danke.3
Пройдя мимо постового дальше по коридору, незнакомец свернул направо, миновал широкую лестницу Скала-Реджиа и, задержавшись на несколько минут у бюро Денежных выплат и Аккредитации, взбежал, перепрыгивая через одну, по гулким ступеням другой лестницы, в конце которой, за стеклянными дверьми находился двор Св. Дамасо. Человек пересек двор по диагонали под дождем и пристальными взглядами гвардейцев, которые, прячась под своими синими плащами, стояли у всех дверей Дворца. Некоторые швейцарцы последовали примеру своего соотечественника у ворот, выпрямились и отдали честь неизвестному, т.к. им не нужен был пропуск – они знали этого человека «в лицо». Незнакомец усмехнулся: ему это показалось забавным, поскольку он знал, что ватиканские швейцарцы недолюбливают ИВД и его персону в частности.
Время от времени – так, развлечения ради – ИВД устраивало небольшие проверки боеспособности Швейцарской гвардии. Например, несколько месяцев назад отдел заслал в Апостольский Дворец своего агента, одетого в мирское и снабженного флаконом «серной кислоты», якобы предназначенной для того, чтобы попортить известную фреску - «Распятие св. Петра». Благополучно добравшись до вышеозначенной фрески, агент подтащил к ней скамейку, забрался на нее и при помощи «поляроида» запечатлел собственную широко улыбающуюся физиономию на фоне сего произведения искусства. Архиепископ, глава ИВД, отослал эту фотографию, сопроводив ее едкой запиской, полковнику Гвардии. Уже последовало полдюжины увольнений, и головы летят до сих пор…
Самолюбие незнакомца было ущемлено, на лице появилась гримаса гнева – его довольное лицо было продемонстрировано швейцарам, всем вместе и лично каждому, а вот запомнили эту фотографию далеко не все… Незнакомец поднялся по еще одной лестнице, и остановился на предпоследней ступеньке перед дверью, рядом с которой была привинчена скромная табличка: Instituto per le Opere Esteriori4. Здесь он достал из кармана бумажный платок, вытер со щек и лба капли дождя, затем протер свои ботинки и, скатав его в шарик, бросил в латунную пепельницу у двери. Лишь после этого, проверив состояние черных манжет своей рубашки и поправив пиджак, он постучал в дверь.

1. Добро утро. Как дежурство? (нем.)
2. Проходите. (нем.)
3. Спасибо. (нем.)
4. Институт внешних дел (ит.)

 Отправлено: 24.05.05 08:40. Заголовок: Re:

лалайт
пока не очень понятно... но грамотно, просто и красиво)))

 Отправлено: 24.05.05 13:25. Заголовок: Начиркано в момент, когда шеф отвернулся…

В отличие от других священников Энрико Максвелл прекрасно сознавал свои слабые стороны в плане добродетелей более или менее теологического характера: например сострадание и милосердие были не слишком-то свойственны ему. Как впрочем, и смирение, не смотря на его дисциплинированную натуру. Однако ему в полной мере были присущи пунктуальность и тщательность, что делало его ценным кадром в глазах вышестоящих. К двадцати двум годам юноша насквозь пропитался радикальными в своей чистоте убеждениями: Энрико решительно отвергал снисходительность, всяческие оправдания, отговорки, компромиссы и не выносил ханжества, ревности, зависти, эгоизма, скрытых за хорошими манерами. Он не сомневался в своем превосходстве над окружающими. Суждения молодого человека отличались беспощадностью, ни сомнений, ни сожалений он не испытывал. Всему этому он противопоставлял долг и строгость: два слившихся воедино понятия стали для него едва ли не навязчивой идеей, и еще честолюбие - без него молодой священник не взлетел бы всего за несколько лет так высоко. Все это знали люди, ожидавшие за этой дверью: Максвелл не подвел их, он был точен и надежен, как швейцарские часы.

 Отправлено: 24.05.05 20:08. Заголовок: Продолжение

В это утро Ватикан остался без электричества и единственным источником света в кабинете служило полураспахнутое окно, выходящие в сад, через которое сочилась тусклая сероватая муть вперемешку со сладковатым ароматом жасмина. Пока секретарь закрывал дверь за вошедшим, тот уже сделал пять шагов от порога и остановился точно в центре комнаты, среди знакомых стен, расписанных картами Адриатического и Ионического морей. Фрески почти полностью скрывались за бесчисленными полками с множеством книг и папок. Именно в этом кабинете несколько месяцев тому назад было написано ядовитое письмо полковнику Швейцарской Гвардии. Ничем не показывая, что заметил силуэт, вырисовывающейся в оконной нише, Максвелл кротко, по-военному наклонил голову в сторону письменного стола, заваленного грудами бумаг и документов.
- Монсеньер, - произнес он. Максвелл вздрогнул от звука собственного голоса: в звенящей тишине это прозвучало слишком громко.
Человек за столом попытался стереть с лица презрительную усмешку и заменить ее дружеской, хотя и сдержанной улыбкой. То был худощавый мужчина средних лет: в черных как смоль, коротко подстриженных волосах струились седые прядки, лицо украшал породистый горбатый нос; большие, черные глаза под густыми, седеющими бровями. Необыкновенно твердый, холодный, умный взгляд, способный пронзить насквозь. Такой взгляд имеет портрет Антонио Раймундо Ибаньеса. По прошествии совсем не многих лет после смерти Ибаньеса его собственные внуки, восстав против жестокого взгляда, что запечатлел Гойя, заглянув глубоко в душу, прокололи ему глаза шилом, вдруг возмутившись, устав, бесконечно устав от этого пугающего взгляда и надеясь таким образом уничтожить его навсегда. Вот так смотрел на всех Архиепископ Аликино Винчипане, глава отдела Институт Внешних Дел.
Его длинные, паучьи пальцы рук в этот момент поигрывали серебряным ножом для бумаги, похожим на кинжал. Им Винчипане и указал на тень у окна:
- Думаю, вы знакомы с кардиналом Мицкевичем.
Только после этого, и ни секундой раньше, Максвелл посмотрел налево и таким же наклоном головы поприветствовал неподвижную фигуру. Конечно, он знал Его Высокопреосвященство Тадеуша Мицкевича, поднятого до кардинальского титула его соотечественником – Папой Войтылой. Кардинал являлся префектом Священной конгрегации по делам учения о вере, известной до 1965 года под именем инквизиции. Ни Мицкевича – даже в виде худой темной тени – ни то, что он представлял, невозможно было спутать ни с кем и ни с чем.

 Отправлено: 27.05.05 18:32. Заголовок: Re:

Хорошо раскрыла образ Максвелла,браво!

 Отправлено: 27.05.05 21:27. Заголовок: Продолжение

- Laudatur Jesus Cristus1, Ваше Высокопреосвященство.
Глава инквизиции не ответил на приветствие: он не пошевелился, не произнес не слова. Воцарившееся молчание нарушил хрипловатый голос монсеньера Винчипане:
- Если хотите, можете присесть, отец Максвелл. Встреча сегодня не официальная, так что Его Высокопреосвященство предпочитает стоять.
Максвелл, взглянув на стул, который движением руки с кинжалом предложил ему архиепископ, качнул головой, отклонив предложение, и остался стоять посреди комнаты, спокойно и свободно, заложив руки за спину.
Монсеньер Винчипане одобрительно взглянул на него, сощурив свои пронзительные, хитрые глаза, белков у которых, казалось, не было, а радужка и зрачок слились в одно черное пятно, как у ястреба. Из-за этих глаз, горбатого носа и крючковатых, паучьих пальцев его прозвали Хищной Птицей, но шутливо именовать его – да и то шепотом – осмеливались самые видные и высокопоставленные члены курии.
- Рад видеть вас, отец Максвелл. Мы давно не встречались. Поздравляю с успешным окончанием вашего последнего задания.
Два месяца, припомнил Максвелл, в этом же кабинете. Монсеньер Винчипане отправил его на юг Франции, в Экс. Его задачей был поиск очередного хакера, запустившего в ватиканскую компьютерную сеть вирус, который не успели пресечь в самом начале. Его очистка и ликвидация последствий обошлись в полмиллиона долларов, а пиратом оказался свихнувшийся на почве воздержания священник. Он сидел в психушке и, пользуясь по ночам местным компьютером, смог внедриться в личный компьютер Его Святейшества Папы. Вирус этого любителя информатики поразил все файлы, забивая экран дисплея отборной руганью на латыни. Но найти вредителя было легко, в Эксе не так уж много людей, умеющих ругаться на латыни так искусно. Да, последнее время Максвеллу везло на «серьезные» задания. Он сделал над собой усилие, чтобы не улыбнуться.
- Есть подходящее дело для вас.

1. Хвала Иисусу Христу (лат.)

 Отправлено: 27.05.05 23:57. Заголовок: Продолжение

Максвелл продолжал стоять неподвижно в центре комнаты, ожидая дальнейших слов начальника и ощущая на себе взгляд Мицкевича из оконной ниши. На протяжении последних нескольких лет у архиепископа Винчипане всегда находилось подходящее дело для священника Энрико Максвелла, и каждое из этих заданий было отмечено именами и датами – Центральная Европа, Латинская Америка, Африка – в черной кожаной записной книжке, которая служила Максвеллу чем-то вроде путевого журнала, отражавшего день за днем долгий путь, пройденный им с момента принятия Ватиканского гражданства и начала работы в оперативном отделе Института Внешних Дел.
- Взгляните-ка на это.
Директор ИВД сказал это с горькой усмешкой. Он поднял, держа пальцами за краешек, вскрытый конверт с письмом. Максвелл протянул было руку, но в этот момент силуэт кардинала Мицкевича беспокойно задергался на фоне окна. Не опуская руки с бумагами, монсеньер Винчипане усмехнулся уголками рта:
- Его Высокопреосвященство полагает, что эта тема весьма деликатного свойства, – проговорил он, глядя на Максвелла; но было очевидно, слова были адресованы кардиналу. – И он не убежден, что расширение круга посвященных является разумным шагом.
Максвелл опустил руку, так и не коснувшись все еще протягиваемой ему Винчипане бумаги, и спокойно, выжидающе взглянул на начальника.
- Разумеется, - прибавил архиепископ, усмехаясь теперь одними глазами, - Его Высокопреосвященство знает вас гораздо меньше, чем я.
Максвелл едва заметным кивком головы выразил свое согласие и продолжал стоять, не задавая вопросов и не выражая нетерпения. Монсеньер Винчипане повернулся к кардиналу Мицкевичу:
- Я же вам говорил, что он хороший солдат.
На некоторое время воцарилось молчание. Силуэт у окна не шевелился, тускло маяча на фоне покрытого облаками неба и серого сквозь завесу дождя сада. Затем кардинал сделал шаг от окна, и неяркий свет пасмурного утра, косо упав на его плечо, обрисовал костистый подбородок, пурпурный ворот сутаны, слабо скользнул по золоту креста и по рубину пастырского перстня, когда кардинал протянул руку, взял у монсеньер Винчипане документ и сам передал его Энрико Максвеллу.
- Прочтите.

 Отправлено: 28.05.05 00:22. Заголовок: Re:

Ла,а дальше будет?А Андерсон в рассказе будет?

 Отправлено: 29.05.05 22:32. Заголовок: Re:

Максвелл подчинился приказу, произнесенному по-итальянски с гортанным польским выговором. Лист внутри конверта содержал короткое послание, адресованное лично священнику Энрико Максвеллу:

Святой отец!
Да послужит порукой мне ваш долг и ваша честь, ибо серьезность дела, о котором идет речь в этом послании, очень велика. Порой трон Святого Петра оказывается в опасности и нуждается в праведном пускании крови, дабы защитить себя. Очень многое угрожает Нашему Дому Господню и Святой Вере Нашей, и не всегда зло – творение рук человеческих, ибо еще не истреблены слуги дьявола, неугодные Богу на Земле. Они пьют кровь людскую и вводят паству мою во искушение. Вам, Энрико Максвелл, доверяю я сию великую тайну, которая известна только посвященным, посему именно вы назначаетесь главой 13-ого отдела Специальных сил Священной Инквизиции Ватикана, ордена Искариот. С этого момента вы несете ответ только перед Господом Богом нашем и кардиналом Тадеушем Мицкевичем. Бог, а потом Рим… Именно в таком порядке, не в каком другом…
Благословляю Вас во имя господа нашего Иисуса Христа.

- Записано седьмого мая сего года Государственным секретарем Яирамом Риччи под диктовку Его Святейшества папы, - пояснил Винчипане, заметив, что его, теперь уже бывший, подопечный заканчивает чтение. – И подпись.
- И подпись, - механически повторил Максвелл. Это была его привычка – повторять отдельные слова вслух, подобно тому как рулевые и младшие офицеры повторяют приказы командира.
- Вы теперь, Максвелл, – хитро продолжил архиепископ, - подчиняетесь Инквизиции, однако это не умоляет ваших обязанностей перед ИВД.
Максвелл рассеяно протянул монсеньеру Винчипане синюю, картонную папку толщиной сантиметров пять, содержащую подробнейший отчет о его последнем задании. Институт Внешних Дел и Максвелл, до этого момента занимались деяниями, Мицкевич копался в душах – а теперь… Максвелл еще раз, на этот раз внимательнее, перечитал переданную ему бумагу.
- Сейчас нет Инквизиции – сейчас Священная конгрегация по делам учения о вере… В письме говорится о слугах лукавого, которые… - начал Максвелл и остановился, ожидая, что кто-либо из присутствующих закончит фразу за него. Слишком уж нелепым ему показалось произнести это вслух.
- Это ужасно, - прокомментировал Мицкевич, не уточнив, впрочем, что конкретно он имел ввиду.
- Да, вы не ослышались и поняли правильно, - прибавил архиепископ, не слыша замечания Мицкевича.
- Это ужасно, - задумчивым эхом отозвался Максвелл за кардиналом. – Не могу поверить… Это ведь все сказки…
- Как бы то не было, - продолжил Винчипане, - привыкайте понемногу к этой мысли. Ведь с сегодняшнего дня этим делом занимаетесь вы. Вампиры – это реальность. То есть они действительно существуют.
Он метнул быстрый взгляд на Мицкевича и правел ногтем по лезвию ножа.

 Отправлено: 02.06.05 22:28. Заголовок: Re:

- Отдел Искариот не фигурирует в толстом, красном томе Ватиканского Ежегодника, это тайная организация…
Максвелл положил письмо на стол бывшего шефа, но тот не взял бумаги, а лишь глазами проследил траекторию ее движения, как будто прикосновение к ней было чревато сомнительными последствиями. Тогда подошел Мицкевич, забрал листок и, сложив вчетверо, сунул в карман. Затем повернулся к Максвеллу:
- Мы хотим, чтобы вы возглавили этот отдел, – настойчиво произнес кардинал, просто чтобы что-то сказать.
Теперь они стояли вплотную. Настолько, что Максвелл ощутил кожей щек дыхание Мицкевича, и от близости этого человека его внутренне передернуло. Он выдержал его взгляд несколько секунд, затем, усилием воли подавив непреодолимое желание отодвинуться на шаг, поверх плеча кардинала перевел глаза на монсеньера Винчипане, который мгновенной, едва заметной улыбкой поблагодарил его за это проявление лояльности к церковной иерархии.
- Говоря во множественном числе, - пояснил архиепископ из своего кресла, - Его Высокопреосвященство, разумеется, не имел в виду себя или меня, а только волю более высокую, чем наша: Его Святейшества Папы.
- Которая является волей господа нашего, - почти вызывающе уточнил Мицкевич. Его холодные, серые, как небо за окном, глаза продолжали в упор смотреть на Максвелла.
- Которая действительно является волей господа нашего, - повторил монсеньер Винчипане тоном, в котором не было даже намека на иронию.
- Понимаю, - произнес Максвелл и коротко, по-военному кивнул.
Выражение лица Мицкевича стало менее напряженным, а монсеньер Винчипане одобрительно усмехнулся:
- Я же говорил вам, что отец Максвелл…
Поляк прервал архиепископа движением руки с кардинальским перстнем:
- Да-да, я знаю.- Он еще раз в упор взглянул на священника и, словно решив, что теперь уже излишне отгораживать его от стола Винчипане, опять отошел к окну. – Вы уже говорили мне это – и сейчас, и прежде. Говорили, что он хороший солдат.
Произнося эти слова иронически-усталым тоном, каким говорят о надоевшем, он устремил взгляд за окно на поливаемый дождем сад, будто желая сказать: все, больше это меня не касается. Положив нож на стол, монсеньер Винчипане выдвинул один из его ящиков, убрал синюю папку Максвелла и вынул еще одну толстую, картонную папку, только на этот раз черную.
- Вот тут кое-какая информацию, собранная для вас: историческая справка, научные факты о вампирах, оружие… Я думаю, это вам будет интересно, - по-отечески заботливым тоном начал он, положив папку перед собой. – Ну, что вы думаете?
Монсеньер Винчипане приметил Максвелла еще в ту пору, когда тот был рядовым слушателем Грегорианской Академии, а со временем даже полюбил. Максвелл заменил ему сына, которого никогда не будет у архиепископа. В свою очередь молодой священник с ранних лет привык к постоянному отсутствию отца в доме. Лишенный отцовской заботы, он вырос самодостаточной личностью, как говорят в США – self-made man, но это в свою очередь породило две противоречивые психологические проблемы. С одной стороны, Энрико понимал, что он – редкое исключение, потому что всегда полагался на собственные силы, и это служило для него предметом гордости. С другой – он испытывал потребность в духовных отцах, которые опекали и направляли бы его как сироту.
- Я готов приступать к обязанностям прямо сейчас, - без колебаний ответил Максвелл и, чуть помолчав, тихо добавил себе под нос: - Возможно, я сумасшедший.
- Да, это не исключено, - ответил архиепископ все тем же тоном и посмотрел на него, как матерый волк на глупого щенка. Монсеньер Винчипане открыл папку и полистал лежавшие в ней газетные вырезки. – Ваш предшественник оставил вам не плохое наследство. В этом отделе есть серьезные проблемы – пресса, например. Вокруг нас уже давно кружит один журналист, пренеприятный тип, который всех замучил своей сверхъестественной чушью в духе кошмаров Стивена Кинга. Он возглавляет желтый, скандальный журнальчик и зовут этот субъект Онорато Бонафе – не думайте, что это шутка1. Он подобрался слишком близко, слава Всевышнему, пока никто ему не верит. Плюс проблемы внутри отдела. Две смерти за последний месяц: все это пахнет скандалом.
- Это пахнет кое-чем похуже, - проговорил кардинал, не оборачиваясь: снова всего лишь худой темный силуэт на сером фоне дождя.
- Его Высокопреосвященство, - пояснил директор ИВД, - сторонник того, чтобы журналистом занялась Конгрегация. – Он сделал многозначительную паузу и закончил: - Как в старые времена.

1. Имя «Онорато» в переводе с испанского означает «честный, почтенный, надежный»; а фамилию «Бонафе» можно перевести как «достоверность».

 Отправлено: 03.06.05 00:07. Заголовок: Re:

- Как в старые времена, - повторил Максвелл. Он не испытывал симпатии не к новому, ни к старому стилю работы Конгрегации по делам учения о вере, и на то, в добавление ко всем прочим, у него имелись и собственные причины. На мгновение в одном из уголков его памяти высветилось лицо Максимо Эрберта, бразильского священника из трущоб, в чей гроб, что называется, и сам он вколотил несколько гвоздей.
- Наша проблема очень щекотлива, - продолжал монсеньер Винчипане, - и заключается она в том, что Его Святейшество желает удаления журналиста из игры более мягкими, деликатными методами и не желает подключать к этому непосредственно Конгрегацию – это уж слишком. Все равно что стрелять из пушки по воробьям. - Он сделал хорошо рассчитанную паузу и, пристально глядя на Мицкевича, закончил: - Или из огнемета.
- Мы больше никого не сжигаем. – Это прозвучало так, словно кардинал обращался к дождю за окном. Словно сожалел, что теперь все не так, как раньше… Сожалел, что теперь они никого не сжигают…
- Как бы то ни было, - продолжил архиепископ, - решено, что пока, - он сделал на этом пока многозначительное ударение, - прессой займется Институт внешних Дел. То есть вы, Максвелл, остаетесь в подчинении у меня. И лишь в том случае, если дело окажется слишком серьезным, оно будет передано официальным органам инквизиции.
- Вынужден напомнить вам, брат во Христе, - кардинал по-прежнему стоял спиной к ним, созерцая мокрый сад, - что инквизиция перестала существовать тридцать лет назад.
- Да, верно. Прошу простить меня, Ваше Высокопреосвященство. Я хотел сказать - дело будет передано официальным органам Конгрегации по делам учения о вере.
- Мы больше никого не сжигаем, - повторил Мицкевич. На этот раз в его голосе прозвучала не слишком скрытая угроза.
Монсеньер Винчипане помолчал несколько секунд, не отрывая глаз от Максвелла. Они больше никого не сжигают, говорил этот взгляд, но спускаю собак. Травят, чернят, убивают заживо. Он больше никого не сжигает, но будь осторожен с ним. Этот поляк опасен для тебя и для меня, но из нас обоих ты более уязвим.
- Вы, отец Максвелл, - теперь директор ИВД говорил сугубо деловым, официальным тоном, - сделайте все возможное, чтобы выяснить, кто информирует этого журналиста. А главное – попытайтесь отвадить сеньора Бонафе от любви к литературе. Ведите дело разумно и скрытно.
- То есть, мне надлежит использовать для этого дела любые средства.
- Законные, разумеется, - вставил монсеньер Винчипане.
Максвеллу опять пришлось сделать над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Пристальный взгляд Мицкевича через плечо скользнул на архиепископа, затем уперся Энрико в глаза.
- Да, - подтвердил инквизитор после секундной паузы. – Разумеется законные.
Рука с перстнем поднялась, указательный палец коснулся брови; и в этом, казалось бы, невинном жесте Максвеллу почудилось предупреждение. Вы там поосторожней с вашими школярскими шуточками, говорил он. Хорошо смеется тот, кто смеется последним, а я никуда не тороплюсь. Один неверный шаг – и вы в моих руках.
Вытащив из стола другую папку, архиепископ положил ее поверх первой и сказал:
- Вот здесь вся информация, которой мы располагаем. У вас есть вопросы?
- Только один, монсеньер.
- Ну?
- На свете полным-полно священников, которые намного старше и опытней этого. Почему же речь зашла именно о нем? Что во мне такого особенного?
Архиепископ метнул взгляд на Мицкевича, но тот уже стоял к ним спиной и молчал. Монсеньер Винчипане чуть наклонился над лежавшими на столе папками, как будто пытаясь высмотреть в них ответ на заданный вопрос.
- Полагаю, - произнес он наконец, - что этот священник изрядно потрудился и Его Святейшество сумел оценить его усилия.
- Оценить – это уж слишком, - бесстрастно донеслось из оконной ниши.
Монсеньер Винчипане пожал плечами:
- Тогда скажем так: Его Святейшество решило удостоить его личным вниманием.
- Несмотря на его дерзость и наглость, - снова прозвучало со стороны окна. Максвелл пытался сдержаться и не рассмеяться. Он не был в фаворе у Его Высокопреосвященства Тадеуша Мицкевича. Год назад , вскоре после визита Папы в его родную столицу, Максвеллу пришлось крепко схлестнуться с Его Высокопреосвященством – тогда еще главой Варшавской епархии, паном Мицкевичем по поводу недостатков работы по обеспечению безопасности высокого гостя. С тех пор немало воды утекло, однако волны, порожденные той бурей, еще не до конца утихли.
- Несмотря на все это, - заключил архиепископ, - по каким-то причинам сей священник пробудил любопытство, и Его Святейшество хочет быть в курсе событий.
- Быть в курсе событий, - повторил Максвелл.
- Именно так, – сказал Мицкевич и повернулся к ним.

 Отправлено: 05.06.05 00:56. Заголовок: Re:

В этот момент наконец дали ток, и большая люстра на потолке осветила комнату, заставив сверкнуть бриллиантовый крест на груди поляка и перстень на руке, которой тот указывал на директора ИВД:
- Но для вас, лично, единственным руководителем в этом деле является монсеньор Винчипане. - Он вгляделся во фреску с изображением Тирренского моря и, словно прочтя в ней скрытое от других послание, утвердительно кивнул головой. - Вы будете информировать его. И только его.
Электрический свет немного смягчал угловатые черты лица кардинала, однако упрямая линия тонких твердых губ даже теперь не стала выглядеть менее жесткой. Эти губы никогда не целовали ничего, кроме крестов, пастырских перстней, камня и металла.
Максвелл утвердительно кивнул:
- Только его, Ваше Высокопреосвященство.
Мицкевич резким, повелительным движением протянул руку с перстнем: губы плотно сжаты, светлые, пронзительные глаза угрожающе устремлены на Максвелла. Но Максвелл был хорошим солдатом, который сам выбирает себе хозяев, так что он выждал на секунду дольше необходимого и лишь затем, опустившись на одно колено, прикоснулся губами к алому рубину перстня. Кардинал поднял эту же руку над головой священника и медленно осенил его крестом, то ли благословляя, то ли грозя. После этого, не говоря ни слова, он вышел из кабинета.
Максвелл выдохнул сдерживаемый в легких воздух и, встав, отряхнул колено. Когда он повернулся к монсеньору Винчипане, глаза его были полны вопросов.
- Что вы думаете о нем? - поинтересовался директор ИВД. Он снова взял в руки нож и с озабоченной улыбкой указывал им на дверь, за которой скрылся Мицкевич.
- Официально или не официально, монсеньор?
Не официально на специфическом ватиканском жаргоне означало вещи, которые думаются, но не говорятся, а если даже и высказываются вслух, то впоследствии никто и никогда не признает этого.
- Не официально.
- Мне бы не хотелось попасть ему в руки лет эдак двести-триста назад, - ответил Максвелл.
Улыбка архиепископа стала шире:
- Почему?
- Ну, скажем так: он весьма жесткий человек
- Жесткий? - Винчипане снова взглянул на дверь, и Максвелл увидел, как его улыбка медленно угасла. - Не будь это грехом против человеколюбия по отношению к одному из братьев во Христе, я сказал бы, что Его Высокопреосвященство - законченный сукин сын.

***
Луна - ее бледное отражение - смеялось над ним. Чем дальше от лунного сияния, тем гуще роились между звезд бесчисленные световые точки и пылинки, мерцающие или неподвижные. Одна из точек удалялась, удалялась и в конце концов растворилась в блеске другой: наверное, это был искусственный спутник или метеорит. Призвав на помощь все свои скудные познания в астрономии, он нашел Большую Медведицу и мысленно продлил воображаемую линию, соединяющую Мерак и Дубхе, на высоту, в четыре (а может, в пять раз - он не помнил точно) бОльшую, чем расстояние между ними. Там, крупная, уверенная в себе, сияла Полярная Звезда...
На краю городка Макондо в Латинской Америке, на крыльце домика с крышей из пальмовых листьев и стенами, покрытыми облупившейся кое-где известкой, прислонившись к дверному косяку, сидел человек, любовался звездами и предавался воспоминаниям. Ему можно было дать лет сорок-сорок пять: довольно высокого роста, длинные, до плеч, светло-пепельные волосы, хитрые зеленые глаза, тонкие губы, острый прямой нос. К этому следовало прибавить элегантный темный, хоть и старенький, много раз заштопанный костюм. Все это предавало человеку решительный и волевой вид; казалось, он так и излучал энергию. Все это время Максвелл задумчиво улыбался, а последние слова монсеньора Винчипане в ту встречу заставили его широко ухмыльнуться. Его лицо, невероятно гладкое, покрылось сетью тончайших морщинок.

 Отправлено: 10.06.05 10:39. Заголовок: Re:

***
________________
The boats go out and the boats come in
Under the wintry sky.
And the rain and the foam are white in the wind
And all the gulls cry.

She sees the see then the wind is wild
Swept by the windy rain
And her heart’s a-weary of see and land
As long as days wane.

She sees the torn sails fly in the form
Broad on the skyline grey.
And the boats go out and the boats come in
But there is one away.
Robert Burns
The fisher’s widow

Сын рыбака, погибшего в шторм вместе с лодкой и уловом, воспитанник простого, малообразованного священника, помогшего ему поступить в семинарию, прилежный ученик, проявивший такие блестящие способности, что им заинтересовалось высокое церковное начальство, Максвелл обладал редкой ясностью и трезвостью ума, столь похожей на тихое помешательство, которое иногда приносят с собой восточный ветер и алые средиземноморские закаты. Однажды, еще ребенком он несколько часов кряду простоял на волнорезе порта, под ветром и дождем, глядя, как далеко в море несчастные рыбаки пытаются добраться до гавани, прокладывая себе путь среди десятиметровых волн. Издали лодки казались крохотными, трогательно хрупкими среди этих водяных гор и белой пены; хрипя измученными моторами, они с трудом пробивались к берегу. Одна уже потонула; а гибель рыбачьего баркаса означало не просто потерю самого суденышка: вместе с ним на дно уходят чьи-то сыновья, мужья, братья, родственники. Поэтому на молу возле маяка толпились женщины; дети цеплялись за их руки и юбки, а они не отрывали напряженного взгляда от лодок, шевеля губами в безмолвной молитве и стараясь угадать, которой из них не хватает. И когда наконец баркасы, один за другим, начали заходить в порт, мужчины, находившиеся на борту, поднимали головы вверх, туда, где стоял на волноломе рядом с матерью, сжимаю ее ледяную руку, мальчик Энрико Максвелл, и снимали свои мокрые шапки и береты. В тот день Максвелл сделал для себя два вывода. Первый: бесполезно обращать свои молитвы к морю. Второй (скорее не вывод, а решение): его никто и никогда не будет на волнорезе, леденея под безжалостным дождем.

 Отправлено: 10.06.05 10:39. Заголовок: Re:

***
Через тридцать пять лет дождь, ветер, волны и слезы все так же текли по его лицу, как по подножью того маяка, но не сейчас, не в тот день больше никто не вернулся в гавань. Максвелл открыл глаза. Сон. Конечно, это был сон. Воскресший призрак прошлого. А что еще?
Священник задремал, залюбовавшись звездами, и проснулся под монотонный шум дождя. Он был мелкий, но шел не переставая. Было слышно, как он стучат по крыше из банановых листьев. Городок будто тонул в потоках ливня. В тишине раннего утра где-то в доме опять закапало.
Максвелл вытер дождевую воду вперемешку со слезами со лба и щек, стараясь на слух определить, где же все-таки протечка. Он зашел в кухню, открыл банку с кофе и убедился: на дне осталось не больше чайной ложечки. Он снял с плиты миску, выплеснул половину воды на земляной пол и стал скрести банку ножом прямо над миской, вытряхивая туда остатки кофе, смешанные с ржавчиной. Пока варилось питье, он сидел возле очага из обожженного кирпича, замерев в доверчивом и простодушном ожидании, и протягивал к огню необычайно гладкие и красивые, но уже не настолько холеные руки.
Еще одно утро, которое нелегко превозмочь даже такому человеку, как он, пережившему множество подобных дней. Вот уже десять лет – с тех пор как его перевели в еще более отдаленную епархию, Картахену-де-Инлиас – Максвелл только и делал, что превозмогал, боролся и не давал ожить призракам его детства: нищете, потрепанной сутане, недоверию и подозрительности деревенского священника, твердолобого, неотесанного, годящегося только для того, чтобы грозить адскими муками да исповедовать прихожанок от чьего невежества его самого отделяли лишь несколько лет, с грехом пополам проведенных в семинарии, да и жалкие крохи латыни.
Еще один октябрь – это было то немногое, что он «выиграл».
Нет! Нет! И еще раз нет! Он представлял самого себя последним из переживших разгром при Гаттине, проклятую Акрскую башню, застенки Шинона и костры Парижа: одиноким, усталым тамплиером, все друзья которого уже так или иначе покинули этот мир1. Это соответствовало правде – у него не осталось даже врагов. Нет термина, точно называющего ощущение щемящей, тоскливой пустоты, знакомое любому воину, обнаружившему, что бороться ему попросту не с кем. Он чувствовал то же самое, что чувствует человек с ампутированной ногой или рукой, уверяющий, что у него затекла или болит эта уже давно отсутствующая часть тела… «Главы их острижены, покрыты пылью, лики их черны от палящего солнца, как те кольчуги, что защищают их тела…»2. Попади он в плен Саладину, он, скорее, дал бы перерезать себе горло, чем отрекся от своей веры. Не из набожности, разумеется. Из гордыни.
Допив эту отвратную темную жидкость, только по названию напоминавшую кофе, Максвелл зажег лампу, чтобы выяснить, где же все-таки течет. Подставил туда пустую банку из-под кофе и вернулся на крыльцо, преследуемый характерным звуком капель, падающих на жестяное дно.
Максвелл уперся разгоряченным лбом о ледяной косяк, и его опять сморил сон. Это было ужасно неудобно: спина ныла, ноги затекли, он просыпался через каждые пять минут, а потом снова проваливался в дрему. Воспоминание мелькали перед ним, как картинки в калейдоскопе.

1. Рыцари ордена храма участвовали в Крестовых походах, особенно отличившись в Палестине. Желая завладеть огромными богатствами, накопленными орденом, фр. Король Филипп IV Красивый захватил в плен его Великого магистра и всех храмовников, находившихся во Франции, и устроил суд, приговоривший их к сожжению на костре.
2. Бернард Клеровский. «Похвальное слово новому воинству рыцарей храма».