† Форум сайта "Hellsing Universe" †

Ладно, пока я жива и все еще тут, выложу свой бред на суд почтенной публики)))
Не по Хеллу. Только по моему извращенному воображению, перечитавшемуся на ночь Андерсена ( на Саши, а Ганса) + антологии вампиров + десять первых страниц "психоанализа" Фрейда)))
АФФТАР: Vivian ( да будет проклято её имя отныне и во веки веков)
НАЗВАНИЕ: Еще одно побежденное зло
СТАТУС: это закончено, но ждите новых ужжасов)))
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: бред, бред, бред. В самых плохих смыслах этого слова.
ОТ АВТОРА: эххх... готовьте бронебойные белые тапки

Королева проснулась ранним утром.
Точнее, она была не совсем королевой, а только собиралась стать ею не позднее, чем нынешней ночью.
Итак, она проснулась.
Из окна своего маленького скромного домика, потерянного в том месте, где смыкались скалистые черные горы и мрачный холодный лес, она каждое утро видела замок, а за замком – темно-зеленое, недосягаемое море.
Просыпаясь, долго стояла у окна и расчесывала свои светлые волосы, спадающие до щиколоток, в надежде, что обитатель замка заметит её и возьмет к себе. Но это, разумеется, было глупо и тщетно, ибо замок был слишком далек, а её маленький домик – слишком незаметен.
И все же, она никак не могла избавиться от этой привычки.
Расчесав волосы, она на целый день уходила из дома – сначала - к подножию островерхой горы, по каменным складкам которой лилась беспрерывно ледяная вода, чтобы умыться и искупаться, а затем – в лес, где собирала ягоды, грибы и коренья, изжаренные и испеченные затем на костре.
Вечерами она сидела у окна, кутаясь в шерстяное одеяло, проводя пальцем по губам, и сладостно-мучительно мечтала о том, как когда-нибудь прекрасный король постучится к ней в дверь и попросит стать его королевой.
Она была невинна и глупа, и она тихонько напевала, вслушиваясь в тишину леса, где даже птицы не свистели и не стрекотали сверчки, и сжимала руками колени. И с каждым днем её отражение в холодной воде маленького озера у подножия горы казалось более бледным и тонким.
И однажды ей приснился сон.
К ней явился предмет её грез – это был Король. Только не светловолосый, голубоглазый и веселый, как она себе представляла, а суровый, с черными, как лес, виднеющийся из северного окна её домика, волосами, и серыми, как горы, мрачно возвышающиеся перед её южным окошком, глазами.
И его глаза казались и глазами волка, и глазами героя.
В глазах его таились и бесконечная нежная любовь, и одновременно плохо скрытая животная жестокость.
Он словно бы обладал какой-то странной магической силой, и как заколдованная, девушка безрассудно отдалась в его руки, а он унес её в замок, прикрыв черным плащом, и полы его развевались в прозрачном воздухе.
И в замке, под каменными сводами лепного потолка, на кровати, покрытой нежнейшими черными шелками, не произнося ни слова, лишь ухмыляясь тонкими бескровными губами, он взял её.
Это был странный сон, и, словно сквозь пелену безграничного смертельного холода и мрака, она, с трудом открыв глаза, с досадой не обнаружила ни лепного потолка, ни черных шелковых простыней, ни самого Короля.
Но замок за восточным её окном никуда не исчез, он все так же, неподвижно, мрачно и упорно, стоял на границе моря и мрака.
И она вновь расчесывала свои длинные волосы, а вечером все так же мечтательно проводила маленьким пальчиком по губам, которые, кажется, стали чуточку бледнее, и вновь ночью к ней явился Король и унес её в свой сумрачный замок.
Так продолжалось долго, очень долго, и ни разу он не сказал ей ни слова.
Но нынче она готовилась, наконец, стать королевой.
Ночью она не спала, она наблюдала с каким-то непонятным торжеством, как колышутся занавеси на всех её трех окнах, и она глядела на замок, тенью выглядывающий из мрака.
И вновь явился он, и только сейчас, первый раз за все эти месяцы (или же это были года?), он разомкнул свои бледные губы и тихо прошептал:
- Следуй за мной, Бьянка, и будь моей Королевой. Ты будешь моей новой Королевой, Королевой-Охотницей, и ты будешь, как и я, ночами путешествовать по свету и похищать жизнь у людей, и ты будешь, как и я, сливаться в одно с тенью, с мраком, с предрассветным туманом, и ты будешь, как и я, призраком, и ты будешь, как и я, убийцей.
И она согласилась.
И вновь он забрал её в свой замок, на этот раз – навсегда, и теперь они соединились по-настоящему, и, проснувшись утром, она, Королева-Охотница, увидела его подле себя. Спящего каким-то замороженным сном, с ледяной улыбкой на губах.
Она была счастлива, но только одно волновало её – беспрестанно раздававшиеся из подземелья стоны.
Постепенно она училась засыпать утром и просыпаться вечером, так же, как и её Король, и становится мраком, так же, как и её Король, и это, кажется, была самая настоящая любовь, когда Король нежно впивался окровавленными клыками в шею Королевы.
И она теперь носила длинные черные платья с высоким воротником, закрывающим шею, и забирала волосы в темный блестящий узел, заколотый украшенным алыми камнями тяжелым серебряным гребнем. Она подолгу, словно зачарованная, глядела в свое сумрачное, будто выплывающее из мрака, бледное лицо, с глазами, черными-черными, как ночь за окнами, и с губами, карминно-красными, как только что пролитая кровь.
Раньше, до нее, на этом месте стояла другая женщина.
Это была Королева, у которой глаза лучились алым, у которой были волосы, пепельные, как камень, заплетенные в длинную косу до самого пола, украшенную нитями белого жемчуга.
Это была Королева-Колдунья, которая мечтала только о том, как победить бессмертное сердце Короля. Та Королева знала толк в древнейшей магии деревьев, в заклинаниях, в истории элементов и их обитателей, и она часто уходила в темный северный лес и скалистые горы, где беседовала с каждой травинкой, прежде чем её сорвать.
Это была Королева, вынашивающая под сердцем ребенка, и она знала, что если родится мальчик, то он станет новым Королем-демоном, а если родится девочка, то она станет той Королевой, которую полюбит тот, кого она долгие годы называла мужем. Королевой, чье рождение будет роковым для Короля.
И она родила девочку, в хижине посреди леса и скал, и днем и ночью за этой девочкой незримо ухаживали подвластные Королеве-Колдунье духи ветра и деревьев.
Она стояла на этом месте давно, очень давно, и новая Королева знала об этом все.
Королева-Охотница улыбнулась сама себе и сняла с пояса мирно спящего Короля связку ключей. С ними она направилась в подвал, вздрагивая при каждом шорохе, когда мимо пробегала мышь или в водостоках ревел ветер, и каждый неосторожный стук её каблуков по каменному полу причинял ей невыносимые страдания.
Она кралась в подземелья, и стоны, доносящиеся оттуда, становились все жалобнее и протяжнее, будто почувствовав её приближение.
Дрожащими руками Королева-Охотница вставила в замок, преграждавший вход в подземелье, маленький черный ключик с ручкой в форме глаза, трижды провернула его и со скрежетом отворила дверь.
И вмиг вокруг нее собралось множество темных теней, стонущих, умоляющих, с тихими голосами, сливающимися в один нескладный хор, хватающих её за руки своими черными и склизкими пальцами, дергающие её за полы платья, мешающие её пройти; тени, на которых Королева боялась смотреть, и закрывала глаза, только чтобы не видеть их лиц. Но она искала лишь одну из них– ту, у которой коса была до щиколоток, ту, у которой глаза в темноте сверкали алым.
И она, наконец, настигла эту тень, но та молчала, и только глаза сверкали пламенем.
Тогда Королева-Охотница вынула укрепленный за поясом маленький золотой нож и быстро резанула по своей руке, протянула её тени, и, закрыв глаза, чувствовала головокружительную боль от потери крови, и мелкие острые клыки, впивающиеся в нежнейшую кожу, и холодные влажные пальцы, омерзительно касавшиеся её.
Наконец тень отстранилась и хрипло сказала:
- Королева-Охотница, моя дочь полуночи, она должна взять кинжал, затем пойти в спальню, где спит её демон, и прежде, чем тьма накроет его лицо, должна вонзить этот кинжал прямо в черное сердце Короля, пока оно еще бьется.
С этими словами тень выронила в протянутую руку Королевы железный кинжал с изумрудом на рукояти, и прежде, чем услышала несколько надменное выражение благодарности, превратилась в ледяную статую с красными камешками на месте глаза, все так же ярко сияющих в абсолютной темноте.
Королева-Охотница, помедлив немного, быстро пошла назад, уже не обращая внимания на кружащие вокруг липкие тени, а затем бегом, уже не волнуясь о производимом шуме, помчалась вверх по лестнице, не заперев ворота. Быстрее, чем летучая мышь, пролетела вперед по коридору и, запыхавшись, ворвалась в их комнату, решительно сжимая в руках кинжал.
И, - о, ужас! – тьма в ту же секунду коснулась лица Короля-Призрака, Короля-Демона, и он, быстро очнувшись от сна, сел на кровати.
Он помолчал немного, и затем, разомкнув немного припухшие ото сна бледные губы, шепнул:
-Бьянка, ты проснулась рано, слишком рано.
Королева-Охотница быстро спрятала за спиной маленький кинжал.
Король пристально взглянул в её опущенные глаза и с отчаянием и злостью, скривив губы в презрительной ухмылке, сказал:
-О, Бьянка, ты ходила в подземелья.
Королева-Охотница подняла голову и твердо посмотрела в глаза Короля, которые сверкали волчьей яростью и гневом.
Король вновь усмехнулся и сквозь зубы прошипел:
-О, Бьянка, я знаю, что ты хочешь убить меня.
Королева разжала руку и металлический кинжал, упав, гулко звякнул о каменный холодный пол.
-Бьянка, если ты хочешь убить меня, то сделай это сейчас, не откладывая ни на минуту, пока полностью еще не наступил рассвет ночи, пока ненавистное мне солнце еще не совсем закатилось за горизонт. Потому что мое существование мне ненавистно. Убей меня, Бьянка.
Королева-Охотница сжала лицо руками, словно пытаясь остановить слезы, кровавым ручейком катившиеся по её щекам.
Король молчал. Ему уже нечего было сказать, и он не хотел подтверждать, что любит её.
-Покой, Бьянка. Подари мне его, подари мне вечное освобождение.
Королева-Охотница взяла в руки кинжал, быстрым шагом подошла к кровати, на краю которой сидел демон, неотрывно глядящий на её губы, и быстро, решительно и страстно вонзила этот кинжал в его сердце, сердце Короля.
Он издал какой-то странный звук – не то стон, не то вздох. И откинулся на кровать.
Где-то вдалеке слышалась гроза, заставляющая сердце колотится вдвое быстрее, и, когда Королева прикоснулась губами к его окровавленной груди, пока еще чужая кровь бежала в его венах, Король знал, что она все еще, по-своему, по-прежнему, все еще любит его.
Королева, - нет, теперь уже не королева, - Бьянка легла на кровать, где покоилось его тело, положила голову ему на грудь, и слушала, слушала, как начинают рушится призрачные стены замка, как трещат каменные плиты, превращаясь в прах, как стонут освобожденные тени, души прежних Королев. Как медленно рушился её старый мир.
И она рыдала, судорожно цепляясь за черные шелка покрывал, рыдала на груди у побежденного зла, которое медленно кружилось черными перьями, поспешно уничтожая всякое воспоминание о себе.
Девушка очнулась только ранним утром, на сыром песке, почти у самой кромки соленой морской воды. И воздух был свеж и живителен, и вид простиравшихся далеко-далеко полос темного леса и величественно возвышавшихся скалистых гор внушал ей радость и уверенность.
Она вытерла рукой глаза, отряхнула старое, порванное серое платье, и пошла вперед по побережью, увязая босыми ногами в песке, на восток, где алела заря восходящего солнца; мучительно пытаясь вспомнить что-то, что она помнила давным-давно, но теперь забыла.

-Fin-