Отправлено: 26.09.06 23:41. Заголовок: ИНКАР. История клона.

ИНКАР.
История клона.

Глава Ein.
Павел Петрович окинул взором класс, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Так ни одного шороха и не услыхав, он погрузил своё массивное туловище в кресло и раскрыл классный журнал.
- Проверим присутствующих… - буркнул он себе под нос и поправил на этом самом носу свои огромные старинные очки. Эти очки были ярким штрихом, выделяющим его среди всей массы учителей нашего Приюта – кроме него, никто больше не носил этих древних убогих приспособлений. Большинство пользовались либо глазными имплантами, либо на худой конец контактными линзами, а очки считались среди, я думаю, всех нормальных людей позапозапрошлым веком. Тем не менее Павел Петрович их носил. Носил всегда и везде, где только мог. Среди студентов ходили слухи, что он с ними даже спать ложился.
Он был очень необычным человеком, наш Павел Петрович. Толстый, обрюзгший мужчина лет пятидесяти, с абсолютно лысой потной головой, даже весной облачённый в какой-то нелепый шерстяной свитер и потёртые кожаные джинсы с разного рода замысловатыми узорами. Под очками у него были невероятно добрые, невероятно умные и невероятно грустные глаза, а во рту половина зубов были золотыми и заострёнными на манер пираньи. Разговаривал он тоже по-особому – не с собеседником, а большей частью с самим собой, бубня себе под нос какие-то фразы. Расслышать, что конкретно он бубнит – а чаще всего оно того стоило! - можно было лишь сидя под самым его носом, на первой парте. Именно там сидели я и Слободан.
Наша группа условно делилась на две большие компании – тех, кто сидел впереди, и тех, кто сидел сзади. На последних партах, подальше от учителя, собирались разные весельчаки вроде Вована, Иосифа и Ванька, а те, кто хотел хоть что-то знать, садились поближе, если у них был не абсолютный слух. Таким везло – они обычно успевали и записывать за учителем, и втайне от него маяться дурью. Впрочем, «втайне» - это сказано грубовато. Павел Петрович прекрасно видел, что творится за спинами отличников, но ему на это было наплевать. Не учатся – и не надо, таково было его преподавательское кредо.
У меня абсолютного слуха, к сожалению, не было, иначе я непременно сидел бы сзади или хотя бы в середине класса. Ведь там сидела Венера… При одной только мысли о ней у меня сладко сводило сердце и ещё кое-какие не менее важные органы. Венера была самой красивой девчонкой не только в нашей группе, но и, пожалуй, во всём Приюте. Даже старшекурсники заглядывались на неё в коридорах. Думаю, если бы мы не ощущали себя чем-то вроде одной большой семьи, повязанной навеки общим несчастьем, из-за неё было бы точно выбито немало зубов, сломано немало рук, отбито немало почек. Но в Приюте не принято было поднимать руку на соседа, а тот, кто всё же решался на драку, рисковал надолго потерять здесь чьё-либо уважение. Потому что мы знали: кроме нас самих, жителей этого маленького мирка под матовым куполом, у нас нет никого. И не будет, возможно, ещё долгие-долгие годы.
Наш Приют представлял собой помесь научного центра, сверхсовременной клиники, колледжа и детского дома. Его основное население состояло из нас – пары сотен воспитанников самых разных возрастов, но больше всего – подростков, ещё не достигших шестнадцати лет. С нами эти стены делили наши преподаватели – двадцать с чем-то человек, которые, как и мы, никогда не покидали пределов Приюта, а также несколько врачей-лаборантов во главе с профессором Змиевым, да разный там обслуживающий персонал типа уборщиков и монтёров. Вся эта орава взрослых находилась здесь только лишь с одной целью – заботиться о нас.
Мы были все до единого заражены какой-то страшной болезнью, из-за которой от нас с рождения отказались наши родители, после чего мы были переданы Приюту для обследования и лечения. У нас время от времени и вправду брали кровь и прочие жидкости на анализы, измеряли давление, сканировали замысловатыми сканерами, но в общем и целом мы не ощущали себя какими-то «подопытными кроликами». Мы были безраздельными хозяевами Приюта – могли передвигаться по нему практически без ограничений, за исключением пары-тройки запретных секторов, могли в любой момент времени пользоваться всеми созданными для нас благами вроде четырёх ресторанов, дискотеки, игрового центра, огромной библиотеки и небольшого внутреннего парка, в котором царило вечное лето. У каждого из нас была своя отдельная комната, оборудованная самыми современными техническими штучками, но кое-какие из них сейчас пустовали – каждый воспитанник имел право выбирать, с кем и как ему хочется жить. Несмотря на юный возраст, многие пользовались этим правом весьма активно.
Разумеется, мы должны были учиться. Распорядок у нас мало чем отличался от простого школьного, да и предметы были теми же – история, математика, разного рода гуманитарные науки… Некоторые из нас ни разу в жизни не посетили ни одного занятия, но большинство воспитанников старалось учиться, пока была такая возможность – ведь в случае выздоровления (на которое мы привыкли смотреть как на недостижимое чудо) возможности переучиваться заново не будет ни у кого. Так что каждый сознательный наш товарищ старался получше подготовиться ко взрослой жизни во Внешнем Мире, если вдруг неожиданно ему такая жизнь будет дарована. Насильно нас никто на занятия не тянул, и это было только к лучшему.
Мы жили в раю. В собственном маленьком измерении, в котором каждый знает всех остальных в лицо, в котором половина прохожих в коридорах жмёт тебе руку и говорит «Брат!», и все девчонки улыбаются тебе… Мы могли после учёбы (а кое-кто и вместо неё) развлекаться как хотели, и нам никто не мог ничего за это сделать, и это не стоило нам никаких денег. Нас было очень мало, и ни один наш шаг, ни одно наше слово не оставалось здесь незамеченным. Каждый из нас имел здесь значение, а кое у кого хватало даже мозгов, чтобы осознавать это. Такие были здесь настоящими счастливчиками.
НО… Из нашей маленькой Вселенной не было выхода. Мы никогда в своей жизни не видели Внешнего Мира, да и слышали о нём только то, что нам разрешали о нём слышать. У нас не было ни телевизоров, ни Интернета, кроме разве что наших внутренних сетей. Нам не привозили даже газет, в которых писалось что-то про политику, про события в мире – на тот момент мне лично было это очень интересно. Даже купол, отделяющий четыре Корпуса Приюта и Главный Корпус от внешнего мира, был непрозрачным – через него проходил беспрепятственно только солнечный свет, да и тот был намного бледнее, чем в видеофильмах или на картинках. Мы были отрезаны от планеты Земля и не знали даже, в какой её части находимся.
Наши учителя никогда не рассказывали нам ничего, на наши вопросы либо отвечали что-то размытое и уклончивое, либо неуклюже переводили разговор на другую тему, либо просто в лоб заявляли: «Вам этого знать не положено!». Сначала, в раннем-раннем детстве, желание знать что-то о Внешнем Мире доходило у нас до того, что мы пытались бежать из Приюта самыми разными способами. Конечно же, нас с лёгкостью ловили, когда мы запутывались в четырёх коридорах и никак не могли отыскать ни в одном из них выхода наружу. Со временем эти глупые бессмысленные желания оставляли нас, и мы привыкали воспринимать Приют как единственное место в мире, где мы могли когда-нибудь побывать. Сейчас, когда мне и моим друзьям было по пятнадцать лет, мы не особо интересовались Внешним Миром, попросту говоря, махнули на него рукой. А кое-кто, если бы ему предложили насовсем переселиться Туда, вряд ли осмелился бы променять наш Приют на мир, который видел только в фильмах, книгах и собственных снах. На огромный мир, непознанный, как когда-то для человечества был непознан Марс…
Мы были обречены провести здесь ещё много лет – слухов о том, что наши врачи хоть чуть-чуть продвинулись в разработке лекарства, упорно не появлялось. А нам было уже всё равно…
- Товарищ Гитлер! – голос Павла Петровича вывел меня из состояния задумчивости. Я поймал себя на том, что смотрю в окно, на зелёную траву вокруг Приюта и голубей, копошащихся возле лужицы. Откуда сюда попадали голуби, было для меня загадкой. Очевидно, завозили…
- Товарищ Гитлер, в конце концов, вы здесь или одной ногой за куполом? – возмущённо рявкнул учитель. Всем почему-то стало смешно.
- Я уже вышел из этого возраста, Павел Петрович. – ответил я, нагловато зыркнув ему в глаза. Преподаватели почему-то никогда меня особо не жаловали, в основном за мою прямолинейность и любовь ко всякого рода спорам и перепалкам. Ну не мог я ничего не ответить человеку, повысившему на меня голос, будь он хоть трижды учитель! – Я просто задумался о бессмысленности ряда вещей, типа преподавания истории в «сокращённом варианте», как это у нас в последнее время стало принято. Извините, если эти мысли преступны. – я картинно поклонился. – Так что вы хотели у меня спросить?
- Ничего особенного, вашество… - буркнул Павел Петрович. – Просто я подумал, что вы можете что-нибудь поведать нам из прошлого урока. Кстати, что там за тема была на прошлом уроке?
Я встал. Память у меня всегда была отменная. Вдруг откуда-то сзади послышался тоненький хрипловатый голосочек:
- Я, я, можно я? Я знаю!
Учитель метнул туда поверх очков короткий взгляд.
- Похвально, госпожа Батори, похвально. Но мне хотелось бы, чтобы именно товарищ Гитлер ответил мне, что же мы проходили на прошлом уроке! – и он выжидающе посмотрел на меня.
Меня и вправду звали Адольф Гитлер. Родился я неизвестно где, как и все сидящие здесь, и все пятнадцать лет своей жизни провёл в Приюте. Нельзя сказать, что я был очень уж заметной фигурой среди одногруппников – меня знали те, кому это было надо, и мне было этого достаточно. У меня был всего один лучший друг – Слободан, и одна возлюбленная – Венера, которая о моём существовании не то чтобы не подозревала, но оно ей было по барабану. У неё всегда были «парни получше». По крайней мере, она так думала. Я с ней, разумеется, был не согласен.
- На прошлом занятии мы проходили Вторую Мировую войну, это примерно середина XX века, - начал я очень осторожно, боясь, как бы снова не завладела мною проклятая «мания красноречия», так часто подводившая меня при разговоре с кем-либо. – Развязал её диктатор, имя которого нам знать не положено, потому что у нас сокращённая программа… - при этих словах я поморщился. Я не считал очень правильным, что даже на уроках нам пытаются что-то недоговаривать, особенно в последние два учебных года. – Основными воюющими сторонами были Германия и Советский Союз, и после тяжёлых боёв диктатор, правивший Германией, был побеждён и покончил жизнь самоубийством.
Павел Петрович кивнул. Так медленно и выразительно кивнул. Пристально посмотрел мне в глаза, и мне на секунду-другую стало жутковато – вдруг я что-то не то сказал?... Но эти опасения быстро рассеялись, ведь по истории я никогда ещё не отвечал неправильно.
А Павел Петрович тем временем сделал то, что удивило нас неимоверно – встал со своего кресла, переваливаясь подошёл к стене, встал на цыпочки, пару секунд покряхтел и – отключил камеру наблюдения, аккуратно выдернув провод электропитания. Такого не осмеливался делать ещё никто. Воспитанника за подобные хулиганства наказывали очень сурово, вплоть до лишения на неделю обеда или пары суток домашнего ареста. А учителя могли и вовсе выгнать, если не засудить по какому-нибудь неизвестному нам закону… Но Павел Петрович был спокоен, как филин на охоте. Убедившись, что камера не работает, он повернулся к нам и поймал пару десятков поражённых и недоумевающих взглядов. Довольно улыбнулся. По зоологии мы проходили, что филины улыбаться не умеют.
- Да, к превеликому сожалению, диктатор был побеждён… - пробормотал он, глядя на нас так, словно желая пробуравить нас глазами насквозь вместе с задней стеной класса. – И ещё неизвестно, что было бы, если бы он выжил, выиграл войну и обустроил мир так, как ему было угодно. Товарищ Гитлер! – он неожиданно повернулся ко мне. – Скажите, что написано в вашем учебнике по поводу этой выдающейся личности?
На его лице читалось какое-то злорадное веселье. На наших, включая моё, – смятение и недоумение. В классе висела гробовая тишина, все ждали расправы с минуты на минуту. Слышно было, как тикают часики на запястье Венеры.
- Он был нацистом… - ответил я, поглядывая на дверь. Охрана не шла. Что они там, заснули, что ли?... Лучше бы так, потому что Павел Петрович не заслуживал наказания. Он был нашим любимым преподавателем, и нам непонятно было, зачем он выкинул сейчас такую шутку. – Кажется, он боролся против евреев… Хотел построить общество из чистой арийской расы…
- Вот! – учитель поднял палец к потолку. – Многие гении пытались претворить в жизнь идею о Лучшем Обществе, в котором все люди – братья, в котором никто ни с кем не воюет, потому что все, кто хочет воевать, давным-давно уже уничтожены! В котором ценится наука, в котором на первом месте – Прогресс и Гармония, а не…
- И всё это – ценой жизни других людей? – я прервал его. – Убить миллиарды, чтобы были счастливы несколько тысяч?! Это же глупость, Павел Петрович! Неужели вы…
- Так написано в учебнике! – учитель оскалился в безумной улыбке, в глазах его блеснул какой-то злой огонёчек. От его бормотания давно уже не осталось и следа. – А я, дипломированный преподаватель, иногда имею право не согласиться с каким-то жалким учебником! Кстати говоря… - он сделал паузу, - я тоже страсть как ненавижу «облегчённую программу»! Ведь правда, дорогие дети, может оказаться куда как интересней разных там…
И тут в коридоре, где-то далеко-далеко, послышалось быстрое цоканье металла о паркет. Оно стремительно приближалось, и у нас на голове зашевелились волосы. Тётя Падла шла сюда.
Учитель с беспокойством поглядел на дверь и пробормотал своим обычным голосом:
- Сегодня я больше не настроен дискутировать. Если товарищ Гитлер желает продолжить наш маленький спор, он может зайти ко мне в кабинет часиков в одиннадцать вечера. Я всё равно рано спать не лягу.
О да, я действительно желал продолжить «маленький спор»! А заодно и выяснить, какая муха укусила сегодня нашего милого доброго Павла Петровича. Я уже представлял себе, как мы сидим и спорим о каких-то там высоких материях, как я разбиваю его аргументы один за другим… По моему лицу пробежала довольная улыбочка будущего победителя. Но стоило ей пробежать, как дверь распахнулась, и на пороге возникла тётя Падла. Тишина, стоявшая до этого в классе, теперь показалась нам криком по сравнению с той, что наступила сейчас. Никто, кажется, даже не дышал.
За всю свою жизнь мы только пару раз встречались с директором нашего Приюта, Анной Никадимовной Патловой. Она старалась не появляться на глаза воспитанникам – при виде её маленькие дети плакали, а более взрослые чувствовали острые приступы то ли тошноты, то ли просто какого-то суеверного ужаса, когда находились с ней рядом. Ходили слухи, что те, кто подолгу находился рядом с ней, медленно начинали сходить с ума. Потому что существо с такой внешностью только с превеликим трудом можно было назвать человеком.
Передвигалась тётя Падла на шести замысловатых механических конечностях, заменяющих ей собственные ноги. Они были настолько внушительных размеров, что ей крайне осторожно приходилось двигаться по коридорам, чтобы не царапать ими стены. Из-за этих ног она была очень похожа на громадного паука-мутанта. Под брюхом этого паука, как раз в том месте, где все ноги соединялись воедино, висел небольшой прозрачный контейнер, в котором булькала кровь и переваливались из стороны в сторону почки, печень и часть кишечника. Некоторые органы были явно синтетического происхождения, от них шли какие-то провода, уходившие наверх, в живое тело. Живое тело было облачено в белоснежный, идеально выглаженный пиджак и чёрную рубашку под ним, из-под которой иногда выглядывал какой-то замысловатый агрегат – очевидно, искусственные лёгкие какой-то старой модели. Из головы, лишённой каких бы то ни было признаков волос, тоже торчали несколько проводов, а ещё два толстых шланга – один, наполненный кровью, оканчивался где-то на затылке, другой, желтоватый, вёл к глазному импланту, который был размером с хороший фотоаппарат и занимал довольно приличную часть лица, ввинченный в череп хирургическими болтами.
А лицо…
Лицо директора было страшнее всего остального. Оно было страшнее всего ВООБЩЕ, даже того, что показывали нам когда-либо в фильмах ужасов, что могло когда-нибудь присниться в наших ночных кошмарах. Эта смесь дикой злобы, нечеловеческого страдания, сверхъестественного отчаяния и чего-то ещё неуловимого, какого-то чувства, которое было сильнее и страшнее всех страданий в мире. Оно было так сильно, что не получалось у тёти Падлы скрыть его, хоть она изо всех сил старалась это сделать. Это измученное, но жестокое лицо словно просило: «Добей меня или убирайся!». Помню, увидев её как-то вечером в каком-то коридоре, мы долго гадали, в какую страшную катастрофу могла попасть эта женщина, и какой неимоверной силой этот кибернетический монстр ещё находится в движении! Интересно, думали мы, ЖИВА ли она вообще, или это уже больше робот, чем человек?...
- Что здесь происходит, чёрт бы вас всех побрал?! – голос раздался не из её губ, а откуда-то из динамиков на стене. Это был тот самый голос, что будил нас по утрам и объявлял всякие важные сообщения по внутренней связи. Тихий, мелодичный, завораживающий… Очевидно, мозг тёти Падлы был подключён каким-то образом к главному коммутатору.
- Ничего особенного, Анна Никадимовна! – учитель втянул голову в плечи и стал похож на филина почти в точности. – Мне показалось, что провод в камере немного отошёл, я решил поправить его. А что, камера всё-таки не работает? – он с почти натуральным беспокойством поглядел на директора. Та уставилась на него своим окуляром. Послышался скрип каких-то механизмов.
- Да, не работает. – произнесла она после секундной паузы. – Думаю, нам с вами есть о чём поговорить, Павел Петрович. Пройдёмте-ка ко мне в кабинет.
- Пройдёмте! – почти с радостью согласился Павел Петрович и, уходя, бросил нам: - Вы свободны, дети, урок окончен.
Через три секунды класс был пуст, как место преступления.

Слободан догнал меня в коридоре.
- Что ты обо всём этом думаешь, Доля?
«Доля» - это была моя дружеская кличка. Глупо, не правда ли?... А всем нравилось.
- Думаю, что наш Петрович с утра обо что-то хорошо стукнулся головой… - ответил я, подходя к зеркалу. Оттуда на меня смотрел высокий симпатичный (нет, правда!) парнишка в коричневой рубахе с закатанными до локтей рукавами, чёрных брюках и блестящих кожаных ботинках. И – чёрт бы её побрал! – с этой дурацкой чёлочкой, которая никак не хотела ложиться так, как я хотел! Какими бы гелями я её не фиксировал, она всегда возвращалась на прежнее место – куда-то над левым глазом – и загораживала половину лба совершенно нелепым образом. Помню, мы как-то раз устроили хит-парад нелепых вещей среди обитателей Северного Корпуса. Моя чёлка поделила призовые места со свитером Павла Петровича и тётей Падлой полностью. Сейчас, стоя у зеркала, я занимался тем, что снова старался её пригладить. За многие годы это стало у меня своего рода «профессиональным рефлексом».
- Может, и головой… - задумчиво проговорил Слаба (так я называл Слободана. Больше его никто никак не называл – с ним вообще мало кто общался, кроме меня. И Венеры. Они жили в соседних комнатах и довольно часто пересекались утром, направляясь на урок. Как раз от него я узнавал кое-какие интересующие меня факты её биографии, её характер, вкусы, интересы… Словом, усиленно готовил плацдарм для наступления. В общем-то, сперва я и познакомился-то со Слабой только ради того, чтобы знать побольше о Венере. Кто ж мог знать, что мы совсем скоро станем лучшими друзьями?...). – Доля, ты не думаешь, что всё это ОЧЕНЬ странно?
- Ясен перец, что думаю! – отозвался я. – Но вот только ЧТО на него нашло, ума не приложу. Знаешь что! – я вдруг остановился посреди коридора. – Он ведь вёл себя так, словно хотел мне что-то рассказать! Именно МНЕ, понимаешь?
Слаба поёжился.
- С чего бы это такой интерес к твоей персоне?
- Хрен знает… - пробормотал я и провёл рукой по чёлке. Она опять была на прежнем месте. С…ка. – Пойду сегодня вечером к нему и всё узнаю.
- Ты упал? – осведомился Слаба. – Тебя могут наказать за такие проделки!
- Какие такие проделки? – невинно сказал я, широко улыбнувшись.
- Ты что, СОВСЕМ ничего не понимаешь?! Думаешь, Петрович после этой выходки с камерой позовёт тебя попить чайку и поболтать о высоком? А фигушки тебе с маслицем! Он что-то хочет тебе такое рассказать, что идёт вразрез со всем Уставом Приюта, я уверен!...
- Я знаю.
Слаба резко утих, удивлённо поглядев на меня. Да, спокойный ответ иногда отрезвляет собеседника не хуже удара в зубы. Но только иногда.
- Да, я знаю. А ещё я знаю, что это как-то связано с тем немецким диктатором, про которого он сказал…
- И дальше что?
Я помолчал.
- Знаешь, Слаба, когда я готовил вчера уроки, что-то в этой истории показалось мне знакомым… Эта война, этот нацизм, массовые казни, насилие… Это учение о Лучшем Обществе, ради которого все воевали… Слаба, я на какие-то доли секунды почувствовал, что и САМ имею ко всему этому какое-то отношение! Как будто я БЫЛ там, понимаешь? Был и всё видел до последней минуты!
Удивление на лице Слабы не ушло.
- Точно такая же тема была и с Иосифом, когда мы проходили репрессии в СССР… – припомнил он. – И с Ваном, когда проходили Древнюю Русь…
- Вано – это Грозный, да?
- Ну да… Доля, у меня в последнее время такое чувство, что у каждого из нас есть какая-то своя, родная глава в истории! Что мы как-то связаны с теми событиями, которые произошли сотни лет назад, причём связаны каким-то таким образом, о котором нам упорно не хотят говорить!
- …и поэтому преподают нам курс в «сокращённой программе»! – закончил я его мысль.
- Ну да! Братишка, у меня ещё не было такого чувства, но я слышал, что почти полгруппы чувствует то же самое, что и ты! – он наклонился к моему уху и прошептал: - Вовка Ленин, когда мы проходили недавно коммунизм, вообще думал, что он И ЕСТЬ тот самый тиран, что устроил в России революцию! Его даже водили к нашему психологу – помнишь, его три дня не было видно?
- Да… - разные мысли настойчиво лезли мне в голову. – И вернулся он оттуда никакой…
- Его пичкали там разной наркотой, он сам рассказывал! – Слаба с беспокойством заглядывал мне в глаза. – Такое впечатление, что этой историей они намеренно сводят нас с ума!
- Или же «сокращённой программой»… пробормотал я себе под нос.
- Что?
- Что слышал. Неизвестно, как бы мы себя вели, если бы узнали правду. Если бы в учебниках хотя бы писали имена и вставляли картинки! – я помолчал, обмозговывая очередную догадку. – По-моему, Петрович хочет нам помочь. Точнее, он хочет помочь МНЕ. Помочь узнать правду. Но только ЗАЧЕМ ему это?...
- А зачем это ТЕБЕ?
Резонный вопрос. Я постарался припомнить, как читал строки, в которых диктатор-нацист покончил с собой вместе со своей возлюбленной. Я знал, что он всё равно не заслуживал жить, и что если б его поймали, смерть была бы для него самым мягким наказанием. И всё равно что-то в моей душе противилось этой смерти. Так противилось, как будто и в самом деле не он, а Я там сидел, перебирая в руках пилюлю с ядом и ловя на себе нетерпеливые взгляды этих ублюдков-помощников, вроде жирного предателя Геринга… СТОП! В учебнике не было написано «Геринга!». Откуда же я вдруг взял эту фамилию? Сам, что ли, придумал?... Наверное. С фантазией у меня, слава Богу, всё было в порядке… Короче говоря, дочитать эту главу я так и не смог, - потом попросил Слободана пересказать мне её. И когда он дошёл до места, в котором диктатор всё-таки умер, мне на долю секунды показалось, что я слушаю рассказ о СОБСТВЕННОЙ смерти. И я испугался, что схожу с ума, как Вовка.
Сейчас я начинал понимать, что Вовка, как и я, был здоров. Дело здесь в другом. И Павел Петрович мне это всё расскажет сегодня. Пусть только попробует не рассказать!
- Мне это НАДО, и точка. – сказал я. – Давай наконец сменим тему. Что там с Венеркой-то?
- Она опять кого-то там бросила! – улыбнулся Слаба. – Смотри, не упусти шанс, Доля!
Я ещё раз украдкой глянул в зеркало.
- Доля у меня будет незавидная, если я не избавлюсь от этой долбаной чёлки! – усмехнулся я, и мы пошли на следующий урок, больше не поминая Павла Петровича. Но мысли мои, конечно же, были только с ним.


На часах было без десяти одиннадцать, когда я шёл по коридору к лифту, стараясь особо не шуметь. Будет лучше, рассудил я, если меня увидит и услышит как можно меньше народу. Незачем кому-то знать, зачем и куда я иду – это моё и только моё дело. Пусть вся наша группа и так отлично знала, куда я собираюсь пойти сегодня ночью. Они знали, что я не могу туда не пойти.
Слаба знал это лучше всех. Он ждал меня у лифта, прислонившись к стене и сложив на груди руки.
- Всё-таки решил идти? – спросил он.
Я кивнул.
- Я иду с тобой, - тоном, не допускающим возражений, промолвил Слаба. – Я хочу знать то же, что и ты.
Я пару секунд подумал, стоит ли мне брать попутчиков, и как к этому отнесётся Павел Петрович. Но Слаба ответил мне на мои мысли:
- Если Петрович захотел посвятить одного в свои учительские тайны, он должен посвятить и двоих. Просто обязан.
Я снова кивнул. Говорить тут было не о чем. Слаба был одним из тех людей, которых можно взять с собой куда угодно, а потом долго думать, как бы ты обошёлся там, если бы их не оказалось рядом? Мы обменялись многозначительными взглядами и вошли в лифт. Из соседнего лифта как раз вывалилась какая-то весёлая компания, возвращающаяся, наверное, с вечерней дискотеки. Нас они не заметили.
Северный Корпус был трёхэтажным. Кабинеты учителей, по совместительству являвшиеся их жилищами, располагались на последнем этаже. Нам надо было туда.
В коридорах Приюта не было ни души. Обычно в такое время и учителя, и ученики старались выспаться перед завтрашними уроками. Мы обычно вставали в полдевятого утра, а подростку, как известно, маловато бывает шести-семи часов, чтобы нормально выспаться и быть весь день на ногах. Активный образ жизни был у нас в почёте.
Не было слышно ни единого звука, и ни одна лампочка уже не горела. Зато сквозь огромные пластиковые окна лился волшебный лунный свет, отбрасывая причудливые блики от стеклянных потолков и идеально отполированного пола. Эти блики подмигивали нам, манили нас за собой. Всё вокруг казалось сделанным из какого-то фантастического, живого серебра, даже мелкие пылинки, кружащие в воздухе. Почему-то только сейчас мы ухитрились заметить, какой красивой может быть ночь в нашем Приюте… Даже воздух показался нам сегодня каким-то особенным, наполненным предчувствием… Предчувствием ЧЕГО? Скоро мы должны были это узнать.
…Мы постучали, и Павел Петрович сразу же открыл нам. Всё тот же нелепый свитер, поверх которого наброшена зачем-то тёплая кожаная куртка. Он что, уходить куда собрался?
- Зачем ЭТОТ здесь? – спросил он и подозрительно оглядел Слабу.
- Я без него не пойду. – ответил я. – Он тоже имеет право всё знать.
На лице учителя отразилось глубокое раздумье. Он решал очень долго – целую минуту. А мы терпеливо стояли и ждали, что он решит.
- Ладно, входите оба. – буркнул он и отошёл от двери. Мы оказались внутри, и он тут же запер дверь на ключ. Странно – я думал, что никто здесь не имеет привычки запираться…
Впервые в жизни мы находились в кабинете нашего историка. В своё время кто-то из наших там уже побывал, и не уставал потом рассказывать, какими удивительными штучками наполнена эта маленькая комнатушка. Кто-то ему верил, кто-то нет. Мы верили. И, как оказалось, не напрасно.
Комната была очень тесной – прямо как купе в дешёвеньком поезде – и её освещала одна лишь настольная лампочка, из-за чего в ней царил неприятный полумрак. Все полки в комнате – а их здесь было немерено! – были заставлены древними книгами и разного рода антиквариатом – кусками шлемов, старыми кинжалами, вазами, статуэтками… Стены были увешаны портретами каких-то людей в военных мундирах, большинство из которых я впервые видел, кусками знамён и флагов, гербами, стендами с медалями… Стол тоже был завален всякими потрёпанными тетрадками и просто хламом, без которого, наверное, не обходится ни один уважающий себя учёный.
У нас создалось такое ощущение, словно мы попали на склад маленького музея. А у меня к нему примешивалось ещё и другое – что когда-то я здесь уже был. Или не было меня здесь никогда, но людей на портретах я уже когда-то видел точно. То ли во сне, то ли на картинках в каких-то книжках, то ли среди преподавателей… или даже собственных товарищей.
Один портрет почему-то привлекал меня больше всего. Это был мужчина лет пятидесяти, облачённый в коричневый военный мундир, с морщинистым лицом, немного усталым, но надменным, гордым и холодным. Сразу бросались в глаза его маленькие чёрные усики и чёлка, закрывающая половину лба, как у меня. И жестокие, но немного грустные глаза. Казалось, что я знаю этого человека всю жизнь, хоть и никогда его не видел. Я понимал его, понимал выражение его лица, понимал его взгляд, его осанку, его плотно сжатые губы… Это был человек, много повидавший на своём веку. Он был злым, но уже начинал уставать от бесконечных злодеяний, начавших оборачиваться против него. Он был брошен всеми своими друзьями, кроме пары-тройки человек, готовых отдать за него жизнь, и теперь не понимал, зачем ему вообще дальше жить. Он достиг всего, чего мечтал, но в одночасье всё потерял, и понимал, что сам в этом виноват. Он грустил, но ещё пытался быть сильным. И был сильным, как никто.
Я знал о нём всё. И в то же время не знал ничего.
- Кто это? – спросил я у Павла Петровича. Тот не ответил, он ковырялся в каких-то своих бумагах. Наконец он извлёк на свет Божий маленький красный блокнотик, раскрыл его и обратился к нам:
- Надеюсь, вы знаете, который сейчас на дворе год?
- Две тысячи сто шестьдесят восьмой! – быстро ответил Слаба. – А что?
- Хе-хе… - усмехнулся учитель, обнажив свои акульи зубки. – Вот именно, дорогой мой ученик. Вот именно – а что? А то… - он сделал паузу. Мы молчали. – А то… - он сделал ещё одну паузу. – А то, что ровно сто лет назад Генеральная Ассамблея ООН приняла один такой интересный законопроектик… - он прищурился, а затем ни к селу ни к городу спросил: - Вы имеете какое-нибудь представление о клонировании?
- Ни малейшего. – ответил я. И это было правдой.
- Я так и думал… - промурлыкал Павел Петрович себе под нос и улыбнулся. – Сокращённая программа делает своё дело… - он снова повернулся ко мне. – Что же, вы и о Клонаторской Церкви ничего не слыхали?
Было видно, что он просто издевается, как обычно издеваются взрослые над детьми, не знающими, что такое дважды два. Меня это рассердило.
- Не знаю, представьте себе! Я, вообще-то, пришёл сюда как раз за тем, чтобы вы мне что-то рассказали! Так какого х… вы тянете?!
Учитель оставался спокоен.
- Прежде чем рассказать вам то, из-за чего я, собственно, вас пригласил, мне нужно провести с вами небольшую просветительскую работку. Иначе вы ничего не поймёте.
Мы кивнули. Сейчас-то мы уж точно ровным счётом ничего не понимали.
- Это – Генеральная Ассамблея! – Павел Петрович указал нам на одну из картин. Огромный полукруглый зал был полон людей. У всех были умные и сосредоточенные лица, одни что-то писали, другие внимательно слушали чьё-то выступление на трибуне. – В 2068 году Организация Объединённых Наций официально разрешила клонирование людей.
- Что такое клонирование? – немедленно спросил я.
- Создание живого организма искусственным путём, - отозвался учитель. – Вернее, изменение генетического кода уже существующего организма. Правильно расшифровав генетический код, в специальной лаборатории можно создать точную копию того человека, чей код учёным уже известен. До 2068 года подобные опыты проводились лишь над животными и растениями, но после обнародования нового закона стали появляться и человеческие клоны.
- Точные копии уже живущих людей?
- Совершенно верно.
- Но ЗАЧЕМ? – удивлённо спросил я.
Учитель снова расплылся в улыбке.
- К середине XXI века экология Земли была страшно изгажена. Загрязнение воздуха и воды, море хронических неизлечимых заболеваний, явно нездоровая пища, всякие стрессы… В таких условиях органы человека, такие как сердце, печень и лёгкие, изнашивались неимоверно быстро. Ну и, соответственно, здоровых доноров перестало хватать. Вот тут-то эти старые гуманисты из ООН и поняли, что без клонов им не обойтись.
- У людей отнимали их внутренности? – ахнул Слаба.
- Раньше считалось, что человечней было бы выращивать органы отдельно, - ответил Павел Петрович. – Но, к сожалению, не всегда они сживались с новым телом. А орган, изъятый у живого клона, соответствовал организму пациента на все сто процентов. Вот так мир вступил в эпоху клонирования.
- И что, долго это продолжалось?
- Хммм… - учитель поправил очки. – ЭТО продолжалось лет эдак тридцать. До тех пор, пока индустрия клонирования окончательно не расцвела и не превратилась в самую прибыльную область медицины. Технологии развивались, услуги дешевели… Теперь каждый человек, достаточно богатый, мог заказать себе в специальной клинике клона. Или любое количество клонов, коль скоро это ему было по карману.
- И что он с ними делал? – ужаснулся я.
- Много чего. Чаще всего большие партии двойников заказывали себе крупные корпорации – например, чтобы обслуживать опасные предприятия или выполнять различные тяжёлые работы. Напоминаю, клон считался всего лишь вещью, у него не было никаких прав и свобод…
- То есть – рабский труд? – я возмутился.
- Не совсем. Скорее, труд рабочего скота. Кстати, экологический кризис к тому времени уже прошёл, и необходимо было восстанавливать поредевшее население планеты…
- И тогда решили населить землю клонами? – с надеждой спросил Слободан. Учитель догадался, на что именно он надеется.
- Не совсем, мой юный друг. Видите ли, чтобы, как вы говорите, «населить землю клонами», необходимо было дать клонам те же права, что и людям. Представляете, что было бы, если бы все мировые корпорации лишились бы контроля над своими рабами?! Упадок экономики, масштабный кризис производства, полная остановка всего и вся – ведь кроме клонов, никто практически не выполнял тяжёлых работ и вряд ли захотел бы выполнять! К тому же, дав двойникам свободу, лидеры государств рисковали вызвать по всему миру волну бунтов и восстаний против тех, чьи руки были по локоть измазаны в клонской крови…
- И что же они придумали тогда?
- Придумать-то придумали, но не совсем они. А один богатый врач-клонатор, по совместительству священник в какой-то католической церкви. Знаете, это у него было чем-то вроде хобби… Ну так вот, этот священник – звали его отец Ирод – попытался взглянуть на клонирование со стороны религии, и в конце концов додумался до интересной концепции…
Он замолчал, и мы поняли, что он готовится перейти к самому главному.
- Как известно, у клона нет бессмертной души. – сказал Павел Петрович. – Души, которая попадала бы в рай или в ад после смерти. А по мнению большинства религиозных учений, это именно то, что делает человека человеком. Поэтому клонов запрещено было хоронить по христианскому обряду – их просто закапывали или сжигали где придётся. Но отец Ирод, заявив, что на него снизошло «откровение свыше», разработал Реинкарнацию – особую систему ритуалов, при помощи которых клона можно было наделить душой.
- Как? – ахнули мы оба.
- Как – это вопрос, на который отец Ирод и сам толком не знал ответа. Но в его учении было прописано одно правило: в клона можно было вселить только душу того, по образу и подобию кого он был создан. Естественно, если этот самый «образ и подобие» уже мёртв.
- Попросту говоря, душа возвращается из рая в новое тело, неотличимое от старого? – догадался я.
- Именно. И более того – учение Ирода гласило, что священник, проводивший клону Реинкарнацию, или любой другой его «коллега», собственноручно отправляет душу в рай или в ад после «повторной» смерти человека. Таким образом, священник становился как бы Высшим Судьёй над жизнью реинкарнированного, и только он определял, куда попадёт его душа после смерти.
- Но это же чудовищная несправедливость! Или просто какой-то бред!
- Согласен с вами на все сто. Но такая религия дала пр

 Отправлено: 26.09.06 23:44. Заголовок: - Что с ней стало? –..

- Что с ней стало? – спросил я.
- Она выбросилась из окна, когда пришли её арестовывать. Никто так и не узнал, зачем она создала такое. Некоторым было искренне жаль, что компьютерный гений такого высокого класса погиб столь глупо и бессмысленно. А некоторые были твёрдо уверены, что девочку просто грамотно подставили.
- Погодите, Павел Петрович… Это что же получается – если ей было пятнадцать, то…
- …то её время уже подходит. – Орлов вновь улыбнулся своей острозубой улыбкой. Я медленно начинал ненавидеть этого человека. – Она первая в списке подсудимых, мой фюрер. Её дело уже принято к рассмотрению.
Он улыбнулся и замолчал, наслаждаясь произведённым на нас эффектом. Я уже был на пределе - сжал кулаки и готовился броситься на него, задавшись целью обязательно ему что-нибудь разбить. Эта жирная сволочь не имеет права так спокойно говорить о смерти Венеры! Сейчас я его!… но вдруг мы услышали ЭТО.
- Я не убивала!…
Чей-то крик. Чей-то жалобный, душераздирающий крик, точно вопли не нашедшей покоя души, потерявшей дорогу в рай. Он донёсся из-за запертой двери кабинета, и в наступившей после слов Орлова тишине мы все отчётливо услышали его.
Я затаил дыхание, напрочь забыв о том, что хочу врезать Павлу Петровичу. Через несколько секунд вопль повторился.
- Я не убивала!!! – и тишина, словно таинственный голос переводил дыхание. Мне стало жутковато.
- Досиделись… - пробормотал Орлов и, быстро отперев замок, выскочил в коридор. Мы – за ним. И сразу же увидели того, кто кричал. Это была Венера.
Она стояла посреди коридора, прямо под камерой наблюдения, и рыдала. Её лицо было искажено в безумной гримасе, расцарапано в кровь и мокро от слёз. Ночная рубашка разодрана в нескольких местах, ногти изломаны, на щеках – уродливые разводы от макияжа. Она была похожа на сумасшедшую. От той Венеры, что я видел сегодня утром, не осталось и следа.
- Венера! – крикнул я, но она не слышала. Она смотрела в камеру и словно бы искала, что сказать ей. Но когда она раскрыла рот, из её груди вырвался всё тот же пронзительный вопль:
- Я НЕ УБИВА-А-А-А-А-ЛА! НЕ УБИВААААЛА!
Её руки то сжимались в кулаки, то теребили края рубашки. Она тряслась всем телом и тяжело дышала. На неё было страшно смотреть. Хотелось отвернуться и убежать куда подальше, только бы не видеть этого обезумевшего лица. Но я никуда не бежал. Мы стояли и смотрели на неё, не смея подойти.
Наконец Орлов не выдержал:
- Чего мы ждём?! Её уже наверняка увидела охрана! В любую секунду нас всех здесь схватят!!! Бежим скорее!
Он подошёл ко мне и наклонился к моему уху:
- Бежим, мой фюрер. Сейчас или никогда.
- А они? – я кивнул в сторону Венеры и Слободана. Слаба был бледен как полотно, он громко стучал зубами и с какой-то мольбой глядел то на Павла Петровича, то на меня. Его шатало так, словно он вот-вот потеряет сознание. Венера уже не кричала – она опустилась на пол и сидела, закрыв руками лицо. Она впала в какую-то тупую прострацию.
Эти двое были уже убиты – пока ещё только морально. Теперь всё, что им здесь осталось – это погибнуть физически. Кому-то – через несколько дней, кому-то – через много лет. Но они ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПОГИБНУТЬ. Они были созданы для этого. Так им было уготовано каким-то ублюдком. И здесь, в Приюте, им нечего было больше ждать. Потому что они – всего лишь клоны. Нет уж, Павел Петрович, и не надейтесь. Если я и вправду двойник преступника, то не совершу сейчас ещё одного преступления. Я не оставлю их здесь. Я не такой бандит, как ваши наци.
- Либо они идут с нами, либо не идёт никто. – твёрдо проговорил я. Сейчас я с содроганием вспоминаю, каких чудовищных сил стоила мне тогда эта твёрдость.
Где-то далеко-далеко в коридоре послышались шаги. Тяжёлая железная поступь, чем-то напоминающая цоканье ходулей тёти Падлы. Но это была явно не она.
- Киборг… - прошептал Орлов.
- Что? Кто?
- Никто. Ничего. – быстро ответил он. – Ладно, хер с вами, бежим все вместе. Но только быстро и тихо! – и он побежал к лифту. Я подошёл к Венере и взял её за руку. Она вздрогнула, словно её ударило током, а затем медленно перевела на меня взгляд. Она больше не казалась безумной – просто жалкий, напуганный подросток, который узнал, что его хотят убить. Вряд ли мне со Слабой сейчас приходилось легче.
- Мы уходим отсюда, Венера! – сказал я как можно мягче и помог ей встать. – Нельзя терять ни минуты! Скоро мы будем свободны!
В её мутных глазах блеснула надежда.
- Я хочу жить… - прошептала она с мольбой.
Мы все хотели жить. И мы все хотели, чтобы мы ВСЕ выжили.
- Ты будешь жить. – я крепко сжал её руку. – Я обещаю. БЕЖИМ! – крикнул я и, взяв в другую руку руку Слободана, пустился за Орловым…


…Мы бежали, с каждым шагом оставляя за спиной своё прошлое. Нам оно было больше не нужно – мы ненавидели всё, что было связано с этими стенами, от которых сейчас гулко отражались наши шаги. Наш маленький рай в одночасье сделался для нас адом.
Пока мы бежали, я старался запомнить каждый уголок, каждый выступ, каждую дверь, мимо которой мы пробегали. Почти с каждым из них меня что-то связывало. Здесь прошла вся моя прошлая жизнь. Жизнь, в которую я больше никогда не вернусь. Я знал, что с этой минуты всё будет по-другому. И пусть я не знал, КАК ИМЕННО по-другому, я всё рано был счастлив. Счастлив, что я теперь свободен.
А железная поступь преследовала нас, отставая лишь на один поворот, и вместе с нею весь Приют не давал нам спокойно уйти. Никто не попался у нас на пути, ни одна дверь не открылась на стук наших шагов, но я чувствовал, как Приют не хочет, чтобы мы уходили. Как каждый камень, каждая железная арматурина сопротивляется тому, чтобы мы переступили наконец заветный порог и вырвались из его цепких конечностей. Приют ненавидел нас, как хищник ненавидит свою недобитую жертву. Но мы были сильнее его. Сейчас я чувствовал себя сильнее вообще всего на свете.
Сначала я не понимал, куда мы бежим – Орлов ни слова не говорил нам, а мы не донимали его ненужными расспросами. Но постепенно я догадался – мы направляемся к Хрустальному Залу, в самом сердце Главного Корпуса. Зачем??? Там-то уж точно нет никакого выхода, мы в своё время проверяли там всё тысячу раз!
Неожиданно за спиной послышались выстрелы. Несколько пуль довольно внушительного калибра врезалось в стену перед самым моим носом, одна оцарапала мне плечо. Железная поступь слышалась уже отчётливей.
- Не оборачиваться! – рявкнул Павел Петрович. – Бежать!!!
Мы побежали ещё быстрее, уже не заботясь о том, что кто-то может нас услышать. Пули летели в нас, пока мы не скрылись за углом. А за углом этим был Хрустальный Зал.
Это было самое огромное и прекрасное помещение в Приюте. Огромный зал с круглым стеклянным потолком, с мраморными стенами, выложенными настоящим горным хрусталём, и несколькими фонтанчиками с чистой родниковой водой. А в центре зала стояла Статуя.
Две громадные фигуры возвышались на постаменте пятиметровой высоты, и изображали взрослого и ребёнка, взявшихся за руки и куда-то идущих не спеша. У них не было ни лиц, ни одежды, ни других мелких деталей. Просто две каменные фигуры, и больше ничего. Серые, безликие, внушительные.
Раньше я не понимал, что означает эта скульптура. А сейчас постепенно ко мне начало приходить понимание. ЭТО КЛОНЫ. Без лиц, без облика, без судьбы, без прав. Исполины, правящие миром, но не имеющие права и шагу ступить со своего громадного пьедестала. Рабы, не знающие о том, что они – рабы. Господа, не признающие себя господами.
Все эти мысли пронеслись у меня в голове за те несколько секунд, которые нам потребовались, чтобы вслед за Павлом Петровичем бегом пересечь зал и остановиться прямо перед Статуей.
- Ну и где же ваш чертов выход?! – выкрикнул я. Вместо ответа Орлов достал свою мега-карточку и втиснул её между плитами, которыми был облицован постамент. В следующий миг они легко раздвинулись в разные стороны, обнаружив тесную маленькую кабинку, в глубине которой мигали какие-то приборы, лампочки, индикаторы…
Я ошеломлённо смотрел на то, что увидел. Все эти годы именно здесь я предпочитал сидеть, размышлять о чём-то, ждать следующего урока, болтать со Слабой и ещё кем-нибудь… Это место было моим любимым уголком Приюта. И всё это время за моей спиной был выход. Немыслимо. Невероятно.
- В этот стакан влезут двое, максимум трое… - пробормотал Павел Петрович, оглядев кабинку. – Кого-то нам придётся оставить, мой фюрер.
Я видел, что он прав. Кабинка была настолько тесна, что я сомневался, смогу ли я туда влезть один. Что уж говорить о тучном Орлове, да ещё и о Венере со Слабой! И тем не менее я не хотел этого признавать. Мне нужно было, чтоб выжили все. И никак иначе.
- Я не!... – раскрыл было я рот, чтобы что-то возразить, как вдруг из коридора, откуда мы выбежали, с рёвом и скрежетом вышло Нечто. Гигантское трёхметровое создание с железными ногами, мощными напряжёнными мышцами и вделанными вместо рук шестиствольными пулемётами. На маленькой конусообразной головке горели злобные красные глазки.
Никогда я не мог бы предположить, что наша охрана может быть настолько отвратительна.
Орлов выхватил пистолет и послал в сторону монстра пару смертоносных белых лучей. Это было последнее, что он успел сделать. Киборг поднял один из своих пулемётов и в одно мгновение превратил тело Павла Петровича в кровавый фарш. Он отлетел к стене метров на двадцать.
- УЧИТЕЛЬ!!! – заорал я, но вовремя опомнился. Венера и Слаба смотрели на монстра дикими глазами, а он, не спеша озираясь по сторонам, выискивал новую жертву. Очевидно, со зрением у него не всё было в порядке.
- Уходим! – шепнул я друзьям и вскочил в кабинку. Остальные втиснулись за мной. Там было так тесно, что мы не могли даже дышать. Но иного выхода не было.
Я нащупал какую-то кнопку и нажал её. В тот же миг киборг-охранник увидел нас. Но его пули попали уже в закрытую дверь. К счастью, пуленепробиваемую.
Мы медленно спускались куда-то вниз. Даже лифты внутри Приюта работали быстрее. Каждый из нас дрожал от нетерпения. До свободы оставалось немного.
И вот наконец двери лифта распахнулись. Мы оказались в длинном полутёмном коридоре, освещённом несколькими лампочками. Воздух был затхлый, сырой и тяжёлый. Но в нём было что-то, чего не было в воздухе Приюта. Нечто, чего никогда не бывает в незагрязнённой смеси кислорода и углекислого газа, прошедшей через десятки фильтров и идеально пригодной для дыхания любого биологического организма. Таким был воздух нашего старого дома. А этот был другой. Этот был НАСТОЯЩИЙ.
Мы уже не чувствовали никакой опасности. Мы бежали. Со всех ног бежали, и навстречу нам дул свежий ветерок. Мы бежали и вдыхали воздух Свободы полной грудью, что-то кричали, смеялись, бесились… Венера заливалась своим ангельским смехом, Слободан ржал как полоумный. Я просто орал во весь голос.
Но выбежав на улицу, мы застыли в изумлении.
Над нами было небо, полное звёзд. Десятков тысяч миллиардов звёзд. Мы видели их впервые в жизни.
Я во все глаза смотрел на звёзды, боясь даже моргнуть. Почему-то мне казалось, что всё это только мне кажется, и что стоит мне на секунду закрыть глаза, как этот удивительный обман зрения исчезнет, пропадёт, и никакими силами будет его уже не вернуть. Но звёзды по-прежнему были здесь. Я смотрел на них и понимал, что до этого момента вся моя прежняя жизнь была бессмысленна и пуста. Такая красота… Её не заменит никакой Приют, никакие блага, которые могут предоставить тебе другие люди. Её нельзя вот так бесцеремонно отнимать у человека, ибо это равносильно убийству… Шли минуты, шли уже десятки минут. А мы всё стояли и молча смотрели на звёзды, и, казалось, ничто в мире не могло нарушить этого великолепия.
Мы были свободны теперь.
Вдруг мы услышали чьи-то шаги и обернулись в их сторону. На холм, на котором мы стояли, не спеша поднимались шестеро человек. Они были одеты в просторные коричневые рубашки с закатанными по локоть рукавами, в военные брюки цвета хаки и внушительных размеров сапоги, в которые эти брюки были вправлены. Они шли строем, в ногу, как военные. И они не отрываясь смотрели на меня.
А я – на них.
Когда расстояние между нами сократилось до пяти шагов, они остановились, вытянулись по стойке смирно и вдруг, резко выкинув вперёд правую руку, хором воскликнули:
- Хай Гитлер!
- Зиг хайль! – рявкнул я, подняв руку им в ответ, и моя грудь наполнилась каким-то диким, безумным восторгом, точно я наконец нашёл то, чего мне не хватало все эти годы в Приюте. Точно я… окончательно попал домой.
А через секунду я сообразил, что этому жесту и этим словам меня никто никогда не учил. Что они сами вырвались из глубин моего подсознания, а я даже и не заметил этого. А ещё я понял, что передо мной – те самые коллеги Павла Петровича. Последователи того, прежнего Гитлера. Нацисты. Меня передёрнуло.
Но отступать было уже поздно. Из строя вышел невысокий, отлично сложенный мужчина лет тридцати, с идеально выбритой головой и суровым, но острым и живым взглядом.
- Рад приветствовать вас, мой фюрер! – отчеканил он. – Моя партийная кличка – Тоттенкопф, и в данный момент я являюсь вашим временным заместителем по вопросам руководства. Разрешите поздравить вас с успешным освобождением.
Я рассеянно кивнул. Между тем этот Тоттенкопф полез за чем-то в карман.
- Простите, мой вождь… - прошептал он. – Так надо. Иначе они найдут вас.
- Что вы со?... – начал я, но мне снова не дали договорить. В руках у «временного заместителя» оказалась склянка с какой-то жижей, которую он неожиданно выплеснул мне в лицо. И тут с моих щёк словно стали заживо сдирать кожу. Я заорал, схватился за лицо руками и бухнулся на колени. Что происходит? Зачем они это делают?!?! Что…
Дальше я не успел ничего подумать. Болевой шок спас меня от дальнейших мучений. Я впал в беспамятство.

Глава Zwei.
…Яркий солнечный свет ослепил меня, стоило мне только открыть глаза. Вскрикнув от неожиданности, я прикрыл лицо ладонью и быстро отвернулся к стене. Ведь солнечный свет был для меня столь же непривычен, как и свет звёзд в ночном небе, и моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы как следует привыкнуть к нему. Я вытер кулаком слезящиеся веки, пару секунд поморгал, а затем громко и весело расхохотался.
ЭТО БЫЛ НЕ СОН! Нацисты, киборги-охранники, побег из ненавистного теперь Приюта… Всё это произошло наяву, или же я всё ещё сплю и вижу всё тот же прекрасный сон. Ведь только здесь, во Внешнем Мире, солнце может светить так ярко, а его лучи – быть такими тёплыми! Я больше не узник этого инкубатора для злодеев! Я и вправду наконец-то СВОБОДЕН!!!
Несколько раз подпрыгнув на скрипучем матрасе и издав какие-то радостные звуки, я вскочил с постели и бросился к окну, да так и замер перед ним с разинутым ртом, настолько потрясающая картина предстала моему взору. Повсюду, насколько хватало глаз, простирался громадный Город, озаренный золотыми лучами дневной звезды. Дома, похожие на огромные стеклянные колонны, блестели своими окнами так, словно и сами были сделаны из золота. Где-то далеко-далеко внизу двигались туда-сюда смутные точечки-люди и пятнышки-машины, а между домами-колонами ловко лавировали многочисленные летательные аппараты, проносящиеся иногда перед самым моим носом. Воздух был чист и прозрачен, как среди альпийских вершин, и в голубом небе не было видно ни единого облачка.
Город был прекрасен. Он словно сошёл со страниц какой-то волшебной сказки. Но я-то знал, что он – настоящий.
- Внешний Мир… - прошептал я, зачарованно глядя куда-то вдаль, где бесконечные крыши домов сливались с линией горизонта. – Так вот ты какой, оказывается… Вот о чём я мечтал всю свою жизнь, не веря, что мечта моя осуществится… Какие-то сволочи отняли тебя у меня, думая, что я никогда о тебе и не вспомню… Но сейчас я снова с тобой… Да… Теперь я с тобой. И ничто во Вселенной больше этого не изменит.
По щеке моей стекла слеза. Я быстро утёр её – почему-то мне стало вдруг стыдно за собственную сентиментальность, - и отвернулся от окна, занявшись изучением своего нового жилища. Это была очень простенькая, но достаточно чистая и уютная комнатка, в одном углу которой стояла моя кровать, в другом – большой письменный стол и старенький компьютер, у стен помещались кресла, диван, массивный дубовый шкаф и стеллажи с книгами, а посреди комнаты стоял низенький журнальный столик, на котором тоже лежала какая-то книга. Всё было явно рассчитано на не очень прихотливого человека. К счастью, я таким и был.
Я подошёл к столику и взял книгу. Повертел её в руках. «Моя Борьба»… Название мне ни о чём не говорило. Тем не менее я решил заглянуть на первую страницу. И там я увидел сточки, больно ударившее по моей памяти:
“MEIN KAMPF”. Автор – Адольф ГИТЛЕР.
Книга, написанная мной… Точнее, тем, прежним Адольфом Гитлером… Я перелистнул ещё несколько страниц и попытался погрузиться в чтение. Но погружения не получалось. Книга была наполнена разными именами, датами, названиями, которые не навевали на меня ничего, кроме скуки. Даже несмотря на то, что я легко узнавал свою собственную манеру письма, я понимал – ТАКОГО я не написал бы никогда в жизни. Даже если б меня заставили это делать под пытками. Никогда не было у меня склонности тратить время на подобный бред.
Задумавшись, я не заметил, как вошёл Тоттенкопф. У него в руках была толстая кожаная папка со свастикой и золочёным орлом. Он поднял руку, вытянулся и тихонько проговорил:
- Зиг хайль, мой фюрер! Надеюсь, я не отвлёк вас от важных дел?
Я отложил книгу на диван.
- Какие у меня тут могут быть дела? – раздражённо пробормотал я. – Я даже не знаю, где я…
- Вы – в Городе! – с готовностью ответил мне заместитель, словно только и ждал этого вопроса. Я отметил про себя, что он очень догадлив и предупредителен. – В едином и единственном Городе Земли. После экологического кризиса, если агент Орлов вам этого не рассказывал, люди договорились поделить планету на две части. Северное полушарие стало обителью людей, а южное отдано природе. Без специального допуска туда никого теперь не пускают…
Я задумчиво глянул в окно. Вот, оказывается, какой ценой люди заслужили кристально чистый воздух над своими домами…
- Вы находитесь в европейской части Города, - продолжал между тем Тоттенкопф. – В нескольких сотнях километров отсюда – новое здание Генеральной Ассамблеи, а ещё чуть дальше – Храм Смерти и Возрождения, обитель Властелина Мира. Это, - он сделал широкий жест рукой, - небогатый райончик, где мы арендуем пару-тройку зданий. Эта квартира расположена в одном из них. – он сделал немного более торжественное лицо. – Она ваша, вождь. Это пока что самый маленький дар, который может преподнести вам Партия.
В данный момент меня не слишком занимало, есть у меня квартира или нет. Мои мысли были о другом.
- Где Венера и Слободан?
- Здесь. Точнее, им выделены отдельные помещения рядом с вашим. Они будут жить там, и вы будете видеться с ними когда вам будет угодно. Уверяю вас, мы подыщем им достойное место в наших рядах, если на то будет ваша воля…
Я кивнул. Хорошо, что с ними ничего не случилось. Я почувствовал, как с сердца падает камень.
- Что с ними сейчас?
- Они уже третий день проходят курс реабилитации. Их нервная система оказалась слабее вашей…
- ТРЕТИЙ ДЕНЬ?!
- Ну да. Наркоз действовал на вас три дня, пока мы делали операцию…
- Погодите-ка, Тоттенкопф… Я что-то вообще ничего не понимаю… Какой наркоз? Какая операция?!
Заместитель вежливо улыбнулся.
- Возможно, вы ещё не успели заметить, мой фюрер, но мы сделали вам масштабную пластическую операцию, да к тому же удалили…
Он не успел договорить. Я сорвался с места, кинулся к зеркалу и вздрогнул, увидев своё отражение. С той стороны стекла на меня смотрел совсем другой человек. Блондин, с загорелым веснушчатым лицом, с пухлыми губами и носом-картошкой. Ничего более нелепого я и представить себе не мог. Только глаза остались прежними. Мои глаза. Господи, какие ещё сюрпризы ты мне преподнесёшь?!
- Мы также удалили вам идентификационные нити из мягких тканей, - закончил Тоттенкопф. – Теперь полиция и ищейки Приюта вас не отследят. Большинство нитей находилось под кожей на вашем лице, и посему его пришлось срочно прижечь кислотой. Ещё там, на поляне, помните?...
Я бессильно упал в кресло.
- Что вы от меня хотите-то, дядя? Вы спасли меня, погубили ради этого своего человека – ЗАЧЕМ?...
- Чтобы вы возглавили нас! – Тоттенкопф вытянулся по стойке смирно. – Партия существует уже пятьдесят лет, и сейчас переживает трудные времена. Национальная идея забыта, все пекутся только о личных целях. Используют общее оружие и каналы для обделывания собственных тёмных делишек. Мы уже очень скоро превратимся в простую уличную банду, если вы не остановите процесс разложения.
Я с сомнением поглядел на него.
- Вы верите в то, о чём говорите? Мне всего пятнадцать лет, и я не только не видел никогда вашего настоящего Гитлера, но и вообще ни разу не выходил за пределы Приюта! Как, по-вашему, я могу что-то там возглавить?
Тоттенкопф достал из-за воротника золотой медальон. Это был небольшой силуэт человека, вскинувшего руки над головой и чуть согнувшего ноги. Он поднёс амулет к моему лицу.
- Великий родитель наш, Властитель Вселенной и душ наших, отец Понтиус, равно как и все его приснопамятные пращуры, заповедовал нам чтить обычаи Великой Церкви! – нараспев произнёс он, широко раскрыв глаза. – Мы верим, что вы – истинный Гитлер, сошедший с небес в дарованное вам тело, и готовы продолжать возложенную на вас великую миссию – спасение истинной арийской расы от смешения с…
- Достаточно. – сказал я. (Хммм… Откуда у меня этот командный выговор?...) Я понял, что передо мной – фанатик. Такой же, как и миллионы инкаров, одураченных Властелином Мира. И наверняка вся их Партия состоит сплошь из таких вот фанатиков. Их бесполезно убеждать, что я не тот, кем они хотят меня видеть. Они не поверят.
Но иного выхода нет. Вряд ли они собираются отпускать меня так быстро, да и пойти мне, в общем-то, больше некуда… Похоже, им стоит слегка подыграть.
- Что там вы принесли в вашей папочке, Тоттенкопф?
- Разные материалы, которые могли бы быть вам полезны, мой фюрер. Партийная программа, технические и человеческие ресурсы, карты, наброски кое-каких проектов на ближайший год… - он выкладывал на стол одну бумажку за другой. Я взял ту, которая называлась «Программа и идеология НСПРФ. Расширенная и дополненная версия». Всё то же самое, понятное с первых строчек. Опять мелкая грызня мелких народов. Ни слова о клонировании. Ни слова о Церкви. Скучно, глупо и избито, как на истории у Павла Петровича.
«Ресурсы НСПРФ» заинтересовали меня куда больше. Из этой сводки следовало, что сейчас Партия имеет пятьдесят пять тысяч солдат Уличной Гвардии, сто пятьдесят малых танков и сорок больших, тысячу бронированных джипов, а также уйму тяжёлого вооружения и взрывчатки. Примерно столько же, сколько и остальные нациствующие группировки, с которыми она постоянно воюет. Боже мой! Какая мощь тратится понапрасну! Какая сила пропадает ни за что!
Также я прочёл пару бумаг, выкраденных из Департамента полиции. Похоже, что доблестные копы давным-давно болт забили на разборки «партий» и предпочитают брать с них хорошую дань, вместо того чтобы бороться по всем правилам. Стало быть, войны на улицах никто не пресекает. И если случится однажды большая-пребольшая война… то это будет для всех полнейшей неожиданностью.
Я поймал себя на мысли, что читаю уже не один час. Тоттенкопф всё это время терпеливо стоял у кресла, теребя в руках последнюю бумажку. Пустую.
- А это у вас что? – немедленно спросил я.
- Список ваших личных врагов. Тех, против кого будет направлена рука Партии в первую очередь. Вообще-то, думаю, сейчас не слишком подходящее время, чтобы этим заниматься – ведь вы же ещё так мало кого знаете… Но я принёс, чтобы вы хотя бы знали, что такой существует…
- Он пока пуст?
- Разумеется.
Я задумался. Пятьдесят тысяч солдат и двести танков… Умножить как минимум на пятьдесят… Невиданная армия, которая пойдёт за тем, кто сумеет её правильно организовать… Хммм… Если получится чётко всё спланировать, перед ними ведь не устоит никакая стена… НИКАКОЙ КУПОЛ. План, грандиознее которого у меня не было даже в самых безумных грёзах, уже начал сформировываться в моей голове. У меня внезапно зачесались кончики пальцев.
- Дайте мне этот ваш список. И ручку.
Тоттенкопф без лишних вопросов протянул мне то и другое.
- Двое у меня уже есть… - прошептал я и тщательнейшим образом вывел на белоснежном листе несколько слов: «Анна Никадимовна Патлова, директор Приюта». По моему лицу пробежала плотоядная улыбка. Они заплатят за всё, что сделали с нами. За то, что ещё хотят сделать. Я вернусь туда и убью всех учителей до самого последнего мерзавца. И освобожу всех инкаров. Всех до единого.
Я УНИЧТОЖУ ПРИЮТ.
Тоттенкопф заглянул мне через плечо.
- Это будет трудно… - пробормотал он. – Но мы справимся, мой фюрер. С вашей помощью и с благословения Властителя нашего. – он поцеловал свой медальончик.
Моя рука задержалась над бумагой. Секунду назад я собирался писать второе имя. Имя того, чья смерть для меня намного желаннее, чем смерть десятка таких, как тётя Падла. Имя самого главного ублюдка во Вселенной, который заслужил самую страшную кару, какая только может постигнуть живого человека… Но, услышав последние слова Тоттенкопфа, я понял, что ещё рано. Они ещё не готовы.
- Второе имя я напишу потом. Лишь только мы расправимся с первой целью. А сейчас оставьте меня. Я хочу собраться с мыслями.
Тоттенкопф кивнул.
- Как вам будет угодно, мой фюрер. – и тихо вышел, оставив папку на столе.
Я с беспокойством посмотрел ему вслед. Он был инкаром, как и я. Это было ясно по всему – по походке, по глазам, по жестам… Мой товарищ по несчастью. Я почему-то был уверен, что в любой другой ситуации могу положиться на него как на верного пса. У него точно хватит духу пойти против тёти Падлы, в этом сомнений не было. Но – я вновь посмотрел на пустую бумажку – смогу ли я точно так же ему доверять, когда придёт пора расправиться… с Властелином Мира?
Когда придёт время покончить с Церковью Клонаторов раз и навсегда.


Некоторое время я стоял у окна и размышлял о том, что я только что натворил.
Теперь назад дороги нет. Отступать некуда. Я теперь – их фюрер. Вождь, который должен будет привести их к победе. Вождь, который поможет им выиграть войну. Но это будет уже не их война. А моя.
Я смотрел вдаль. Где-то там, далеко, на самой-самой границе Города и необъятной Зелёной Зоны стоял Приют. Место, где прошла вся моя прошлая жизнь, и место, где у меня украли пятнадцать лет. Место, где потакали каждой нашей прихоти, и место, где нас хотели убить. Место-обман. Место, которое надо уничтожить во что бы то ни стало.
Место, где томилось ещё двести таких же парней и девчонок, как я. Их надо было спасти. Благодаря мне спаслись Венера и Слаба, но этого явно недостаточно при той силе, что сейчас находится в моих руках.
Я оглянулся на папку, одиноко лежащую на столике.
Вот она, сила. Здесь, валяется перед самым моим носом, перетекает по широким жилам Города, копошится у меня под ногами и над головой, на бесчисленных этажах этого дома. Сила, которой не будет равных, если её использовать правильно.
Я вновь раскрыл папку и убедился, что всё понял верно. В Городе таких группировок, как наша «партия», насчитывалось несколько десятков. Мы были самыми влиятельными в ближайших трёх килокварталах, однако и с соседями были вынуждены хоть как-то, но считаться. Цели мы преследовали примерно одни и те же, но было видно – лидеры «партий» постоянно ведут кровавую борьбу за право оставаться единственными носителями Национальной Идеи, а проще говоря – за право управлять ВСЕМ движением. Еженедельно между ними происходили мелкие стычки, в которых погибало где-то около тысячи человек. Полиция и армия Церкви смотрели на эти их поползновения сквозь пальцы, и в этом у них был свой интерес: копы разных районов прикрывали разные банды, а Церкви эти проблемы были попросту не нужны. Большинство инкаров, сражавшихся в «партиях», верили Властелину Мира, и очень активно пользовались услугами его «коллег». И это было хуже всего.
Хммм… Всех этих мелких бандитов надо во что бы то ни стало перетянуть на свою сторону. Но как?... Ответ напрашивался сам собой. ФЮРЕР. Неожиданное появление «великого вождя», восставшего из мёртвых, вряд ли кого-то из них оставит равнодушным. Кое-кто, разумеется, усомнится в том, что фюрер и вправду ТОТ САМЫЙ (даже я сам ещё не вполне готов был свыкнуться с этой мыслью), но переубедить таких скептиков, я полагал, не составит большого труда. А дальнейшее мне казалось и вовсе делом техники: армии нацистов собираются под флагом какой-нибудь новой Идеи, в которую гармонично вписывается расправа над Приютом и свержение Церкви Клонаторов, и идут строевыми шагами выжигать на своём пути всё живое… а я буду стоять поодаль и смотреть на них. Любоваться собственной маленькой войной. Несоизмеримо более маленькой, чем та, что устроил когда-то мой предшественник. Но перворождённый Гитлер был сумасшедшим. Он хотел править миром. А я просто пытаюсь отомстить. И вряд ли справедливая месть считается где-то смертным грехом.
Начинался закат. Безоблачные небеса медленно перекрашивались из синего в кроваво-красный. Цвет крови, цвет войны, цвет убийств. Всего того, во что мне предстоит так скоро окунуться. Я ещё раз кинул взор на папку, и он просветлел, встретившись с взглядом нацистского орла, сжимающего свастику в своих когтистых лапах. Орёл этот грозно смотрел на меня, словно спрашивая: «Ты со мной?».
- Да. – прошептал я еле слышно. – Я с тобой. Ведь это мой единственный шанс что-то изменить. – я помолчал пару минут и добавил: - Это судьба. Нам, видно, суждено быть вместе даже после смерти.
Я грустновато усмехнулся и лёг обратно в кровать. Денёк завтра обещал быть трудным. Надо было выспаться хорошенько.

Три или даже четыре часа ночи. Кромешная тьма, шторы на окнах плотно завешены. Я просыпаюсь от того, что кто-то шарит руками у меня под одеялом. Нежными, чуткими руками с тонкими пальцами. От редких, словно бы случайных прикосновений этих пальцев по телу расходится приятная дрожь. Нежный аромат каких-то духов заполняет комнату. И я сразу узнаю его.
- Что ты здесь делаешь?... – пробормотал я нетвёрдым ото сна голосом, пытаясь разлепить веки. И в самом деле, мелькнула у меня в голове дурацкая мысль, ЧТО она здесь забыла глубокой ночью?! Мой разум, непривычный к подобным вещам, отказывался признавать очевидного.
- Я пришла на аудиенцию к своему фюреру… - прошептала Венера. Её шёпот был похож то ли на мурлыканье котёнка, то ли на шипение готовящегося к броску питона. – Неужели вы меня прогоните, о великий?
Мне показалось, что она лукаво улыбнулась. Её рука легла мне на грудь.
- Нет… - ответил я. – Не прогоню. – мой мозг кипел, лихорадочно соображая, что говорить дальше. – Как там Слаба? – я наконец нашёл достаточно нейтральную и уместную тему разговора.
Венера убрала руки. Несколько секунд она молчала, точно собираясь с мыслями.
- Слаба… умер. – произнесла она наконец. Эти слова пробудили меня лучше, чем удар обухом по голове. Я резко сел на кровати и схватил её за плечи. Она вскрикнула от неожиданности.
- КАК УМЕР?! – я хорошенько тряхнул её. – Кто тебе сказал?!
Венера оттолкнула меня.
- Я сама знаю! – злобно крикнула она. – Он умер прямо на моих глазах, чтоб ты знал! Умер, так и не приходя в сознание! Знаешь, как это было страшно?! Знаешь, как бывает, когда у тебя на руках умирает близкий человек?! Нет, ни хрена ты не знаешь! А я теперь знаю, понял?! Так что нечего меня тут трясти!... – и она всхлипнула.
Слаба умер. Такого поворота событий я не ожидал. Теперь нас осталось только двое. Круг людей, которым я мог доверять как самому себе, в одночасье сузился до одного. И этот человек сидит сейчас рядом со мной. И, наверное, потирает синяки на плечах. Господи, что же я за болван-то такой?...
- Прости, Венера… - пробормотал я и обнял её. – Для меня это так же дико и непонятно, как и для тебя… - мы помолчали. – Из-за чего он умер?
Она пожала плечами.
- Наверное, какой-то м*дак вкатил ему слишком большой наркоз. Или у него была аллергия на лекарства. Сейчас медики проводят вскрытие. Тоттенкопф лично руководит операцией.
- Тоттенкопф… - пробормотал я. – Что ты можешь о нём сказать?
- Не знаю, Доля. Ему можно доверять, мне так показалось. Но особо здесь не стоит доверять никому. – она прижалась ко мне поближе. Я вздрогнул. – Мы должны держаться друг друга. Больше никто в этом мире нам не поможет.
Мои собственные мысли. Она повторяла их слово в слово.
Мы сидели и молчали, глядя в сторону окна, стараясь угадать, чему принадлежат огоньки, еле различимые за тяжёлыми чёрными шторами. Никто из нас не произносил ни слова. Каждый думал о чём-то своём. Я лично думал о Венере. Только о Венере. Её близость сводила меня с ума. Никогда в жизни я не чувствовал, что мой шанс быть с ней настолько осязаем.
Неожиданно я почувствовал, что она снова улыбнулась.
- Тоттенкопф сказал, что ты внёс тётю Падлу в список личных врагов. Это правда?
Я кивнул.
- Чует моё сердце, в ближайшее время ей не поздоровится… - она хихикнула.
- Я хочу уничтожить Приют. – сказал я задумчиво. – И всех освободить.
- Я знаю.
- ЧТО?!
Венера рассмеялась.
- Я ожидала от тебя чего-то подобного! Такой человек как ты не будет церемониться с теми, кто хотел превратить его жизнь в ад!...
- Какой человек? – спросил я.
- Смелый, решительный… - задумчиво проговорила она. – Мужественный, способный на Поступки… Настоящий лидер. – закончила она и кивнула, словно подтверждая свои собственные слова. Её рука легла мне на колено. – Я верю, что у тебя всё получится, Доля. Тем более при поддержке Тоттенкопфа и остальных.
- Ты считаешь, что я поступаю правильно? – спросил я с волнением. Большей частью это волнение было вызвано её прикосновениями. Её рука перемещалась по моей ноге всё дальше и дальше…
- Да… - прошептала она опять своим необыкновенным шёпотом. – Эти ублюдки должны умереть так, чтобы история запомнила это на века. Только это и может быть для нас верным решением. А как ты считаешь… - она на мгновение замерла. – Я сейчас тоже поступаю правильно… мой фюрер?... – и её рука сползла туда, куда… о Боже ж ты мой!!! Неужели это и вправду наяву?!
- Да. – решительно ответил я и набросился на неё. Инстинкты, древние как сама Вселенная, сами подсказали мне, что делать дальше.

Она давно уже не была девственницей. Я понял это в первые же секунды. Но мне было всё равно. Мне было уже на всё наплевать. Мир внезапно уменьшился до размеров двух человеческих существ – меня и её. Всё стало внезапно таким простым и понятным. Я – ФЮРЕР. Я – великий вождь, по одному мановению руки которого вершится история. Я могу всё. И то, что я задумал сделать, я смогу. А она будет рядом. Она будет моей правой рукой, моим верным и преданным вассалом, на пару с которым мы разобьём оковы Церкви и построим новый Мир. Лучший мир. Вместе мы сможем всё. Да…

Да…

…

 Отправлено: 26.09.06 23:48. Заголовок: Re:

Громкий вой будильника, стилизованного под военный зуммер, возвестил начало нового дня. Я вскочил с постели и принялся торопливо одеваться. Венера ещё спала, настолько крепко, что зуммера было недостаточно, чтобы вырвать её из объятий Морфея. Она лежала на боку, свернувшись калачиком под одеялом, и сладко посапывала, как маленький ребёнок. Мне подумалось, что сотню лет назад следователи явно ошиблись в своих предположениях. Это создание не могло никого убить. Ангелы не убивают. Даже падшие.
На столе стоял завтрак – несколько блинчиков, чай и гречневая каша. Всё было ещё горячим и свежим. Я радостно улыбнулся и принялся было за еду, но потом мне подумалось, что не надо бы всем кому не лень иметь в мои покои свободный доступ. Нужно было сейчас же сообщить об этом Тоттенкопфу. Однако заместитель опередил мои мысли. Он осторожно постучал в дверь. Почему-то я сразу догадался, что это был именно он.
- Войд… - начал было я, но вспомнил про Венеру и сам вышел в коридор. Тоттенкопф сидел на одном из пяти мягких кресел, расставленных вдоль стены. Рядом, у самой двери, неподвижно словно манекен, стоял охранник, больше похожий на робота, чем на человека, закованный в тяжёлую броню и оснащённый какими-то малопонятными приспособлениями на лице и на руках. Киборг. Ещё один киборг.
Тоттенкопф поднялся, отсалютовал и сел снова. Я устроился в кресле рядом с ним и спросил:
- Какие новости, коллега?
- Особенных новостей нет, мой вождь. Сегодня ночью произошли три столкновения с «национал-либералами» к северу и западу отсюда. Мы потеряли один танк, три машины и двадцать человек, из них семнадцать некрещёных клонов. В общем-то, всё как обычно. Серые рабочие будни.
Ничего себе серые будни, подумал я. Столько сил тратится понапрасну!
- Какие будут приказы, фюрер? – Тоттенкопф наклонился ко мне и обратился в слух.
Я задумался. Надо было с чего-то начинать. Прямо сейчас. Немедленно. И от того, что я скажу через секунду, будет зависеть ВСЁ в дальнейшем. Непередаваемое ощущение собственной значимости в истории переполняло меня.
- Сообщите всем сколь-нибудь значимым офицерам Партии, что я намерен созвать совет. Или как там это у вас называется. Я хочу сделать на нём одно очень важное сообщение.
- На какую тему?
- На тему полного пересмотра программы Партии и её основных целей, мой верный Тоттенкопф.
- Но зачем? – ахнул от удивления заместитель. – Наши идеологи в своё время разработали программу, лучше которой нет нигде в…
- Ваши идеологи, - прервал я его, - не были знакомы со мной. Я хочу сказать вам, коллега, что ваши представления о национал-социализме и о Теории Высших Рас безнадёжно устарели, насколько я могу судить по представленным вами материалам. В условиях современного мира они звучат глупо и карикатурно. Я придерживаюсь несколько иных взглядов на эту проблему.
- И каких же, осмелюсь спросить? – в глазах Тоттенкопфа читался суеверный ужас.
- Это я скажу лишь на совете. Но он должен всенепременнейше состояться. Желательно – через два часа. Ступайте.
- Есть, фюрер! – и он понёсся по коридору выполнять приказанное.
Я довольно ухмыльнулся ему вслед и пошёл в свою комнату готовить речь. Венера к этому времени уже успела одеться и без лишних слов покинула помещение, как только поняла, что я занят. Я сидел над несколькими листами бумаги, методично исписывал их корявым почерком, стараясь выудить из своей генетической памяти всё, что я в своё время знал об ораторском искусстве. Наконец, когда положенное мне время истекло, я скрепил листы степлером, положил их в папку с орлом и направился в зал заседаний, благо я уже успел изучить карту здания и примерно представлял себе, где это.
В коридоре меня догнала Венера.
- Доля, я должна тебе кое-что сказать!
- Не сейчас, - бросил я. Я был слишком поглощён своими мыслями.
- Нет, ё* твою мать, именно сейчас! – крикнула она и загородила мне дорогу. Я невольно залюбовался ей. Она была одета в коротенькую зелёную юбочку и такой же зелёный пиджак, под которым, похоже, не было вообще больше ничего. На груди у неё висел серебряный медальончик в виде нацистского орла. Похоже, она тоже решила принять участие в собрании.
- Видишь этого человека у дверей? – спросила Венера и указала в сторону входа в зал. Там, неспешно беседуя с одним из клонов-охранников и время от времени косясь в нашу сторону, стоял старик невысокого роста, с длинной окладистой бородой, облачённый в пышную красно-чёрную сутану, изукрашенную золотом и рубинами. В руках он сжимал длинный золотой посох, стоивший, наверное, целое состояние. Оканчивался этот посох уже знакомой мне фигуркой – человечком с воздетыми к голове руками.
- Священник Клонаторов. – догадался я. Венера кивнула.
- Я уже видела его раньше. Вчера, когда я пришла в себя, он приходил ко мне и долго со мной разговаривал. Похоже, что он не слишком доволен твоим возвращением, равно как и тем, что наши новые друзья натворили в Приюте из-за нас.
- Думаешь, он опасен?
- Нет. Точнее, ни он сам, ни его «коллеги», с которыми он постоянно держит связь, ничего предпринимать пока не намерены. Они просто не считают нас опасными, Доля, понимаешь? Они вмешаются, только если что-то будет угрожать их собственной безопасности и могуществу!
- К чему ты клонишь?
Старик стоял от нас в полусотне шагов, и всё-таки Венера перешла на шёпот.
- Я не идиотка какая-нибудь, Доля. И я знаю, что расправой над Приютом дело не ограничится. Ты, точно так же как и я, желаешь смерти Властелину Мира. Но я сомневаюсь, что кто-то здесь тебя в этом так уж горячо поддержит. Этот хрен, - она кивком показала на священника, - всё здесь контролирует. Одно его слово кому надо – и Партия никогда не получит больше новых бойцов в свои ряды. А души тех, кто уже погиб, не смогут рассчитывать ни на что, коме адского пекла. Ты забыл, что по их вере, только святые отцы Церкви способны отправить дух умершего в один из миров?
Я кивнул.
- Я видел здесь клонов-охранников. – сказал я. – Явно некрещёных, не инкаров, как мы с тобой. Обычных рабов. И Тоттенкопф говорил про то, что их у нас немало.
- Ха! Немало! – Венера истерически хохотнула. – Да вся наша мощь держится исключительно на клонах! Это идеальные солдаты, которых можно уничтожать сколько угодно, были бы лишь деньги на штамповку замены!
- А деньги эти, соответственно, оседают в карманах Церкви…
- …и деньги за «возрождение» особо ценных бойцов – тоже.
- И львиная доля этих денег…
- …идёт через этого вот старого засранца.
Я задумался на минуту. Этому бородатому святому отцу явно не понравится моя речь.
- Венера, слушай меня. Он не должен присутствовать на собрании. Мы должны… должны как-то от него отделаться. – последние слова дались мне нелегко. – И сделать это надо срочно.
Та понимающе кивнула. Никаких лишних вопросов. Никакого недоумения. Просто кивок согласия, как будто с чем-то, к чему она давным-давно готова. Казалось, что она заранее знала, о чём я буду говорить на совете, и не хуже меня понимала, какую опасность таит в себе присутствие любой нежелательной персоны. Как ей это удавалось? Как ей всю жизнь удавалось знать о людях чуть-чуть больше, чем знают о себе они сами?... Я вспомнил, что ведь ещё там, в Приюте, она всегда была в курсе всех новостей, сплетен, с лёгкостью влезала в чужую жизнь и вызнавала самые личные, самые сокровенные секреты, – КАК? Бесполезный вопрос. К этому надо было просто привыкнуть.
Она повернулась и уверенно направилась в сторону святого отца. Я удержал её за руку.
- Что ты собираешься делать?
Она лишь улыбнулась. Улыбнулась настолько лукавой и плотоядной улыбкой, что мне стало не по себе, и я отпустил её. Она подошла к старику, сказала ему что-то, он ухмыльнулся и закивал, и они скрылись за углом. Я же прошёл в зал заседаний, стараясь не думать о том, что сейчас делает Венера.
Не думать о том, что сейчас, возможно, впервые в жизни по моему приказу убьют человека.
Зал представлял из себя нечто вроде большой воронки, в центре которой располагалась трибуна для докладчика. Сто мест, четыре круга. Первый круг, самый меньший, был заполнен весь, на втором сидело всего несколько человек. У всех были кровожадные хитрые глазки и суровые, потёртые жизнью лица. Обычно такого рода людей мне приходилось видеть в основном в фильмах про мафию, и сейчас под их пристальным взглядом мне становилось очень не по себе. Невольно вспомнился Дантов ад – те же круги, те же прожжённые грешники, тот же дьявол, глядящий на них из центра преисподней… Я помотал головой, отбрасывая возникшую в мозгу картину. Не очень хотелось сравнивать себя со всякой нечистью. Со второго ряда, где сидели чуть более молодые офицеры, я услышал шепоток: «Господи помилуй, он же ещё ребёнок!». Странно – только сейчас я вспомнил, что мне всего пятнадцать лет.
Последним в зал вошёл Тоттенкопф. Он аккуратно просочился между рядами и встал по правую руку от меня. Киборги-охранники – всё те же двое, что охраняли мои «апартаменты» - заняли позиции за последним кругом и приготовились убивать всякого, кто подойдёт близко к фюреру.
Ни Венера, ни святой отец так и не появились.
Я вновь обвёл взглядом зал.
- Почему здесь настолько мало народу? – удивился я.
- Видите ли, - Тоттекопф наклонился к моему уху, - я в точности выполнил ваш приказ, вождь. ВСЕ именитые офицеры собрались здесь… точнее, все кто мог прийти – остальные заняты в уличных боях и на прочих малосущественных мероприятиях. Здесь собралась ваша элита, те, от кого напрямую зависят судьбы Партии. Обычно зал заполняется полностью только в особо важных случаях.
- Это и есть особо важный случай, - буркнул я. – Впредь я хотел бы видеть его полным и даже переполненным. Вам ясно?
- Да, мой фюрер.
Я наконец отстал от заместителя и, положив на трибуну папку с орлом, раскрыл её. После чего снова не спеша оглядел аудиторию, стараясь хоть на миг заглянуть в глаза каждому из присутствующих.
- Зиг хайль. – произнёс я наконец и вскинул руку в нацистском салюте.
- Хай Гитлер!!! – выдохнуло мне в ответ несколько дюжин глоток.
Я выдержал паузу и повалял языком во рту, словно пробуя на вкус свои непроизнесённые ещё слова. Собравшиеся по-прежнему молча глядели на меня. В их глазах не было ни восторга, ни каких бы то ни было других приятных эмоций. Только недоумение и настороженность. Всё точно так, как я и предполагал.
- Мой фюрер! – с кресла торопливо поднялся какой-то сухой, серый старик в военной форме. – Моя фамилия Зарин. Василий Зарин. Я – ваш начальник пропаганды и идеологии. Хранитель традиций, так сказать… И я… - он нервничал и постоянно заикался.
- Спасибо. – прервал я его. – С вами, похоже, нам сегодня предстоит отдельный разговор. – хранитель вздрогнул так, что чуть не упал. – Садитесь, - разрешил ему я. Он плюхнулся в кресло, обливаясь холодным потом. Я улыбнулся. Мне доставляло какое-то маниакальное удовольствие пугать людей таким образом.
Я уже должен был начинать. Но внезапно в горле встал какой-то комок, который было никак не проглотить. Я залпом осушил стакан с водой. Публика попалась мне тяжёлая, это было заметно сразу. Интересно, справлюсь ли я?... В последний раз я выступал перед зрителями на каком-то детском утреннике лет пять назад… или, может быть, сто, двести, триста?... в Приюте. В прошлой жизни.
- Я верю… - начал я и запнулся. Оказалось, что представить себя в роли оратора гораздо легче, чем на самом деле быть им! Паузу надо было чем-то заполнить, поэтому я показным движением отёр с лица капельки пота и пригладил свои новые непослушные волосы. И только затем почувствовал, что готов продолжать.
- Я верю, что вы рады меня здесь видеть, собратья мои. И полностью разделяю ваши чувства, даже несмотря на то, что впервые в жизни вижу ваши лица. – я снова сделал паузу. – Да, перед вами вовсе не тот фюрер, какого вы хотели бы сейчас здесь видеть. Не титан, не полубожество, каким он являлся для ваших прапрадедов, нет! обычный, самый что ни на есть обыкновенный мальчишка, который, возможно, более уместно смотрелся бы за школьной скамьёй, нежели здесь, у руля такой великой Партии, как наша. – я выразительно посмотрел на хранителя традиций. – И тем не менее, какой бы я ни был, я – здесь. Я здесь, чтобы возглавить наше великое дело… а также навести кое-какой порядок в ваших умах и душах.
Последняя фраза всех насторожила. Многие привстали со своих мест, чтобы слышать меня лучше. Я был к этому готов. Я снова позволил себе улыбнуться.
- Вчера вечером я перечитывал программу нашей Партии. И знаете, какие чувства вызвала она у меня? – я зыркнул в глаза кому-то со второго круга, а затем выкрикнул: - СМЕХ! – по залу прошла волна, все подскочили от испуга. – Смех, господа солдаты и офицеры! Именно смех! Но в первые несколько секунд я не понял, к чему он! А затем… после долгих, мучительных раздумий ко мне пришло наконец осознание, что здесь к чему. Оно пришло, и я ужаснулся. Так как весь тот путь, который вы успели проделать за эти годы, пролегал совсем не по тому направлению.
Недоумение в глазах публики сменилось открытым изумлением.
- Что он несёт?... – пробормотал какой-то жирный генерал с механическим глазом. Сидящие рядом согласно закивали.
- Я говорю о целях и задачах, которые мы возложили на себя в двадцать втором столетии! – я стукнул кулаком по столу. – И каждая из них кажется смехотворной, если забыть о высоких идеалах прошлого и посмотреть в глаза настоящему через призму здоровой незамутнённой логики! Той логики, без которой невозможно даже оглядеться по сторонам, поняв, что происходит вокруг нас!...
- И что же, мой почтенный фюрер, вокруг нас происходит? – хранитель традиций, похоже, решил как-то перебороть свой страх. А может, просто проверял, насколько я расположен спорить. Что-ж, спорить я был всегда расположен.
- Вокруг нас, господин хранитель традиций, происходят очень и очень интересные вещи. – я облокотился о трибуну и взглянул в глаза старичку. – Начать с того, что вместо того, чтобы нормально размножаться, как любой биологический вид, мы выращиваем наших детей в пробирках! Более того – мы не просто выращиваем их, нет! мы берём за основу старые, давно изжившие себя гены наших предков, что с точки зрения эволюции и прочих законов природы выглядит совершеннейшей нелепицей! Скажите мне, какое другое существо во Вселенной согласится смешивать себя с особью, чей эволюционный процесс отстал на многие тысячи поколений?!
Хранитель смятённо глядел на меня.
- Мой фюрер, но ведь… но ведь вы и сами представляете собой плод подобного процесса… - сказал он очень, ОЧЕНЬ осторожно. – Даёт ли вам это в таком случае основание…
- ДА, ДАЁТ! – я выскочил из-за трибуны и подбежал к нему, чуть ли не лбом в него уперевшись. – Господа, посмотрите на себя! Мы заботимся о доминировании какой-то отдельной расы в ту эпоху, когда любые расовые различия уже перестали играть какую бы то ни было роль! Посмотрите вокруг, чёрт возьми! Посмотрите, выгляните же в окно! – я подбежал к окну и постучал ногой по стеклу. – Вы увидите там громадный Город, похожий на колоссальный муравейник со своими матками, рабочими, солдатами и трутнями. А затем вспомните, где вы в последний раз видели муравейник, в котором бы муравьи грызлись друг с другом?!
С места поднялся одноглазый.
- Правильно ли я вас понял, фюрер, что вы выступаете против собственных старых идей и не признаёте доминирование одних человеческих рас над другими? – спросил он медленно, чётко и членораздельно. Настоящий военный, подумал я. Такому на поле боя танками командовать, а не лезть в идеологию и прочие премудрости.
- С какой-то стороны – да, правильно. – я кивнул. – Однако есть на свете вещи, которые остаются неизменными. Например, всегда были и будут на Земле низшие и высшие расы. В данном случае, господа, мы имеем две таких расы. – я помолчал, выдерживая эффектную паузу. Я надеялся, что до кого-то смысл моих слов дойдёт сразу же. – И одна из них, как биологический вид, долженствующий подчиняться самым элементарным природным законам, не имеет права на существование.
Несколько самых молодых офицеров повскакивали с мест, один схватился за кобуру. Киборги среагировали моментально, послав в его сторону несколько успокаивающих иголок. Он простонал что-то нечленораздельное и медленно сполз на пол.
Остальные вертели головами во все стороны, не понимая что происходит. Я мысленно выругался. Вашу мать, как можно быть такими тупыми?!
- Клоны! – рявкнул я во всю свою фюрерскую глотку и затопал ногами. Все обернулись ко мне. Снова гробовая тишина. Отлично. Это мне нравится.
- Клоны! – продолжал орать я. – Мы клонируем себя, вместо того чтобы производить потомство так, как производили его тысячелетия назад! Мы воскрешаем старые поколения, вместо того чтобы рождать им на замену новые! – я откашлялся и взмахнул руками. – Тысячи клонов, киборгов, мутантов работают на нас, и мы практически разучились трудиться и развиваться! На клонировании основана вся наша культура, экономика, политика!... Клонирование, клонирование… Оно повсюду, господа! Оно превращает нас в безвольные аппараты, лишённые инициативы, страха смерти, необходимости продолжать свой род и следить за своим здоровьем… - я загибал пальцы, и с каждым пальцем мой голос становился всё тише и тише. Наконец я вернулся к микрофону и почти одними губами прошептал в него: - Пройдёт ещё двести таких лет, и мы деградируем. Самый совершенный вид на планете станет жертвой собственного застарелого генофонда. Это ли не конец, друзья мои? Да, и притом конец ужасный.
Я закончил и облокотился на трибуну, отдыхая. Двадцать минут пролетели как несколько мгновений. Так долго и самозабвенно я ещё никогда не говорил.
Все молчали. В гробовой тишине я слышал своё собственное прерывистое дыхание. Того, прежнего Гитлера называли великим оратором. А мне моя первая речёвка казалась ужасной. И тем не менее… после того как я замолк, по моему телу разлились волны какого-то неземного, блаженного спокойствия, словно у наркомана после приятия очередной дозы. И я понял, что хочу говорить речи ещё и ещё.
- Клонирование должно быть отменено. – сказал я коротко и ясно. – Наша возлюбленная Партия должна полностью наплевать на свои старые идеалы и стремления, неуместные и глупые в данных исторических условиях. Забыть, сосредоточившись на новой цели, суть которой – не поддержка какой-то отдельной нации людей, а вопрос о выживании человечества как вида, находящегося под угрозой самоуничтожения. – я помолчал, а затем повторил: - Клонирование должно быть отменено.
Хранитель традиций поднялся с места на ватных ногах. Кто-то держал его за руку, помогая сохранить равновесие.
- Мой фюрер! – сказал он бесцветным голосом. – Но ведь и вы… и мы… почти ВСЕ мы!...
- Я знаю. – спокойно ответил я и снисходительно улыбнулся. – Успокойтесь, Зарин. Я не собираюсь убивать клонов, как в своё время… делал это с евреями. – я чуть было не сплюнул, произнеся эти слова. – Клоны должны изжить себя сами, приучившись плодить своё потомство в роддомах, а не в лабораториях. Новое поколение не будет ничем отличаться от тех, что были тысячу лет назад. А мы будем лишь любоваться ими и проклинать себя за свою глупость.
Я поднял вверх кулак.
- Господа! Мы по-прежнему идём к светлому будущему! Но только я могу указать вам, в какой стороне оно находится! Только что я предпринял попытку сделать это. И, надеюсь, у меня получилось. Кто со мой?!?! – заорал я, и моя рука сама вытянулась в нацистский салют. И тут же все, кто был в зале, словно повинуясь палочке какого-то невидимого дирижёра, встали со своих мест и протянули руки в мою сторону. И огромный зал едва не взорвался от крика:
- Зиг хайль! Да здравствует фюрер Гитлер, спаситель человечества!!!
Я стоял в центре двух кругов, состоящих из криков и восторга. Я купался в их эмоциях, словно страшный энергетически вампир, которому они все добровольно подставили шею. Я уже не скрывал собственного счастья, я улыбался и хохотал во весь голос, и мой демонический смех поднимался всё выше и выше, пока не достигал потолка и не разбивался об него с хрустальным звоном. Я чувствовал себя богом, гигантом, Гулливером среди лилипутов. И в их преданных, как у дворняжек, глазах я отражался в точности так же.
Я понял, что значит быть фюрером. Понял, что значило это для НЕГО.

…Тоттенкопф догнал меня уже в коридоре. Сполна собрав свою долю оваций, я настолько стремительно покинул зал, что никто так и не успел этого заметить. Все ещё кричали там внутри, что-то горячо обсуждали, дискутировали… Я ликовал. Мой план начинал воплощаться в жизнь намного стремительней, чем я предполагал.
- Мой фюрер! – заместитель попытался удержать меня, но я отмахнулся, и он испуганно отдёрнул руку. – Это немыслимо! Я не думаю, чтобы…
- А вы и не думайте. – сказал я, не сбавляя шага и не оборачиваясь в его сторону. – С этого дня думать – моя забота. Ваша же – приводить мои мысли в исполнение.
- Но я… - Тоттенкопф остановился и, похоже, собирался с духом, чтобы что-то сказать ещё. Я тоже остановился и с интересом поглядел на него. Он стоял так долго. Но наконец что-то обломилось в нём, и он произнёс:
- Как вам будет угодно, вождь. – после чего быстро развернулся и, не глядя никому в глаза, ушёл. Я в глубине души посочувствовал ему. Его мир рушился у него на глазах, и он должен был стать правой рукой его разрушителя. Разрушителя, которого он боготворил.
- Вот мы и узнаем, кого вы все больше боготворите… - пробормотал я, шагая по коридорам. – Меня или грёбаного Властелина…
Я знал, что так просто властитель Клонаторов этого всего не оставит. Без сомнения, он объявит нас еретиками, придумает какой-то смертный грех, который мы, как выяснится, совершили, и обрушит на нас всю мощь, которой обладает Церковь. А в том, что она обладает самой большой мощью на Земле, я и не сомневался.
Но до нападения на Приют нас вряд ли даже кто-то заметит.
Из раздумий меня вывели крики какого-то молоденького солдатика, который нёсся по коридору так, что чуть не сшиб меня с ног. К счастью, он вовремя затормозил и, даже позабыв отсалютовать, крикнул:
- Мой фюрер, беда!!!
На нём не было лица от ужаса. Пот тёк ручьями, взгляд блуждал, руки и нижняя челюсть дрожали в припадке испуга. Я положил ему руку на плечо – для этого пришлось встать на цыпочки – и спокойно, участливо спросил:
- В чём дело, солдат?
- Святой отец!!! – сказал парень, брызгая слюной и трясясь всем телом. – Его только что нашли мёртвым! Отец Измаил умер, мой вождь! Как такое могло случиться?...
Он долго нёс ещё какой-то жалобный вздор, но я уже не слушал его. Я шёл по коридору в том направлении, откуда он прибежал. С каждым поворотом людей становилось всё больше и больше. Наконец я оказался перед входом в мужской санузел, возле которого собралась приличная толпа. Были среди зевак и недавние посетители совета. Завидев меня, они почтительно расступились, давая мне дорогу. Я вошёл внутрь и увидел тело, над которым колдовали двое клонов-медиков. Святой отец лежал на полу, раскинув руки и ноги в стороны подобно погибшей морской звезде. А когда я заглянул через плечо одного из медиков и рассмотрел лицо покойника, то едва не сблевал от ужаса и отвращения. Потому что я ожидал увидеть всё что угодно, но только не ЭТО.
Изуродованное лицо отца Измаила напоминало перезрелый помидор, туго налитый густым соком. Рот был разинут в гримасе смертной муки и до краёв наполнен липкой бурой кровью. Её было настолько много, что она выливалась изо рта и ручейками стекала вниз, в огромную лужу под затылком. Кровь текла из носа, из ушей, из глаз, практически из каждой поры на его лице проступали мелкие красные капли. Некоторые ткани лица треснули, обнажая кровоточащее мясо. Он умер уже давно, но кровь продолжала и продолжала изливаться из его головы, точно там стоял какой-то страшный невидимый насос, откачавший её туда из всего остального тела. Эта страшная фантазия подтвердилась, когда медики раздели его. Ниже шеи труп был бледен как бумага и холоден как лёд. Ни единого признака какой-либо жидкости. Вся кровь до последней капли ударила святому отцу в череп.
Я глядел на этот кошмар три минуты, а затем не выдержал. Я блевал прямо на пол, блевал долго, и остатки моего завтрака смешивались с кровью на полу, которая выливалась из головы трупа новыми ручейками, стоило медикам сделать какое-то неосторожное движение. Вездесущий Тоттенкопф взял меня под руку и вывел наконец оттуда.
Наверное, мой взгляд был безумен, так как заместитель отшатнулся, когда я поглядел на него. Он стоял неподвижно в паре метров от меня, а я сидел на полу и старался изгнать из воспалённого мозга эту ужасающую картину.
- Ангелы не убивают…
- Что? – заместитель нагнулся к самому моему уху.
- Ангелы не убивают. – прошептал я снова почти беззвучно. Господи, Венера, что ты сделала с этим несчастным?! ЧТО, чёрт бы тебя побрал?!

Я быстро, стараясь ни с кем не говорить, вернулся в свою комнату, где ещё долго сидел за столом, тупо уставившись в узор на белоснежной скатерти. В голове у меня всё перепуталось. Только что я произносил речь, чувствовал себя чуть ли не сверхчеловеком, почти физически ощущал, как все эти люди готовы броситься туда, куда бы я им только не приказал. Я был переполнен местью и жаждой убивать. Убивать и властвовать.
А буквально через пять минут я увидел первую жертву своего плана. Первого агнца, закланного на алтаре возмездия Приюту и Церкви. Я взглянул в лицо того, кого убили по моей воле, и лицо это было ужасно. Снова и снова мне виделось оно – лицо отца Измаила, треснувшее по швам от обильнейшего кровоизлияния. Оно было повсюду: в окне, в пустом экране старого компа, в этом дурацком узоре на скатерти, который я бессмысленно изучал и ковырял кончиками пальцев… Оно сводило с ума. Оно было словно немой укор, посланный мне откуда-то свыше. Оно словно вопрошало: «Что ж ты делаешь-то, дурачок?». И оно было право в своём укоре.
Я обхватил голову руками.
- Да что же это такое!... – простонал я в изнеможении. – Неужели я не могу даже отомстить по-человечески?!...
В коридоре послышались лёгкие шаги чьих-то каблучков. Венера. Я почувствовал её, это могла быть только она. Слишком уж сильна была энергия, от неё исходящая. А природу этой энергии мне ещё предстояло понять.
Она вошла без стука – охранник пропустил её. Похоже, только самые безмозглые клоны не догадывались о том, что она теперь – второй человек в Партии. И всё благодаря связи с фюрером. Как же всё это мерзко…
- Ты справилась. – тихо сказал я, не поднимая головы. Я услышал, что она кивнула. – Но как? Его труп… он… он словно сошёл со страниц безумного комикса ужасов. Как?...
- Он умер от кровоизлияния в мозг. – ответила она без эмоций. – От мощнейшего кровоизлияния. Кровь хлынула в его мозги таким потоком, что…
- Избавь меня от этих анатомических деталей! – рявкнул я и вскочил, опрокидывая стул. Она не отшатнулась. – Кто ты такая, Венера?! ЧТО ты такое?!
Она замерла на мгновение.
- Убийца. – просто ответила она после секундной паузы. – Убийца, убивающий взглядом. Убийца, чувствующий ментальные биоритмы жертвы. Убийца, способный через простой зрительный контакт контролировать определённый набор жизненно важных функций чужого организма.
- Телепатка? – спросил я, не особо удивляясь.
- Своего рода. Я не читаю мысли, Доля, я просто улавливаю эмоции и рефлексы. Я могу чувствовать мозг и влиять на него путём определённого набора движений и зрительных образов. Но для этого мне непременно нужно смотреть объекту в глаза. Но это далеко не всегда. Я знаю также несколько средств, при помощи которых можно убить жертву на расстоянии. Точнее, я с самого рождения знала их. Как будто мой генетический код на это запрограммирован…
Я сел в кресло. Какое-то безумное, сводящее с ума спокойствие овладело мной.
- Так значит, ты и вправду могла создать тот сайт, что убил такое количество народу…
- Вполне могла. И, возможно, даже создала. Для меня в этом нет ничего сложного, как и для любого, кто разбирается во влиянии зрения на мозг. Кстати… - она сделала паузу, словно решая, как я отнесусь к её словам. – Отец Измаил умер не самой страшной смертью, какой мог бы умереть, будь у меня в запасе компьютер с парой-тройкой нужных графических программок. Цветовые гаммы, сочетания букв и слов, особым образом выполненные изображения, количество кадров в медиа-файле… Всё это способно убить человека. И любой телепат может соорудить такое вот орудие убийства. С тысячей возможных вариантов действия.
Похоже, ей чертовски нравилось об этом говорить.
- Но ЗАЧЕМ?...
Она вздохнула.
- Я не знаю, Доля. И, скорее всего, никогда не узнаю. Я не вошла в историю как великий политик, обо мне не написаны тысячи книг. Я просто самая загадочная террористка двадцать первого века. Подросток, уничтоживший рекордное количество человеческих особей, которому не дали возможности оправдать свой поступок. Но я уверена… - пару секунд она молчала, словно соображая, действительно ли она в этом уверена. – Я уверена, что причина была. Её не могло не быть, понимаешь? – она жалобно посмотрела на меня. Я не отвёл глаз. Я был уверен, что мне нечего бояться.
- Ангелы не убивают. – повторил я настойчиво.
- А я не ангел. – ответила она и грустно улыбнулась. – Я самое настоящее исчадье ада. И мы оба чувствуем это.
А её тонкая дрожащая рука уже расстёгивала мою рубашку… И мне стало уже на всё наплевать. Так странно… Узнай я это хотя бы неделю назад – и трудно представить, в какой шок меня повергла бы эта жуткая истина. А сейчас мне всё равно. Словно иначе и быть не могло никогда, а её рассказ – нечто само собой разумеющееся. Она телепат, её взгляд и её знания могут погубить и уже погубили многие сотни людей… Пусть. Но она – моя. И ничто этого не изменит.
Безумное спокойствие.

Наступил вечер. Второй по счёту вечер, который я встречал на свободе. Но на этот раз я встречал его как фюрер, во всю вершащий свои великие фюрерские дела. Несколько часов назад я велел Тоттенкопфу разослать пропагандистские письма всем нашим уличным конкурентам, с предложением отказаться от своих программ и вступить в союз под моим началом. Это оказалось неожиданно, пугающе просто – они согласились тут же, и я, не откладывая в долгий ящик, назначил им встречу на этот вечер здесь же, в зале. Эти несколько часов должны были быть посвящены обсуждению плана атаки Приюта. Которую я, если повезёт, запланировал на завтрашнюю ночь.
Всё должно быть сделано очень быстро. Настолько быстро, насколько это вообще возможно. Они не должны опомниться после моего побега. Они могут усилить охрану, перенести Приют вообще куда-нибудь в другое место, они могут… я даже предположить боялся, на что ещё хватит изобретательности тёти Падлы. Нельзя давать ей этого сделать! Нельзя!
Я шёл к залу вместе с Тоттенкопфом.
- А как вам вообще пришла идея вызволить меня из Приюта?
- Сразу же, как мы увидели вас по телевизору, мой фюрер. Мы наблюдали за вами с самого рождения, и…
- По телевизору?! – я удивлённо остановился посреди коридора.
- Как, вы ещё не знаете? – удивился в свою очередь заместитель. – Жизнь в Приюте каждый день показывают по телевидению, монтируя наподобие реалити-шоу. Оно собирает бешеную аудиторию, и это неудивительно.
- То есть, неимоверное количество народу знает меня в лицо?!
- ЗнаЛИ, мой фюрер. Как думаете, зачем была нужна вам пластическая операция?
Мы шли молча ещё какое-то время, и вдруг меня стукнуло.
- А Венера?! Почему у неё осталось то же самое лицо?! Её что, нигде не показывали?!
- Разумеется, показывали! – с готовностью ответил Тоттенкопф. – За её жизнью следили особенно упорно, по причинам, которые вам, думаю, объяснять не надо. Но мы сочли, что операция нужна только вам. Ведь ваша новая роль предполагает появления на людях, массу публичных выступлений… Вас могли узнать с гораздо большей вероятностью, чем её.
- Я всё равно не понимаю… А Слаба? Почему тогда ему делали операцию?! Или… или он умер от чего-то другого? – я пристально посмотрел на Тоттенкопфа. Этот вопрос оказался для него неожиданностью. Он вздрогнул и забегал глазами по сторонам.
- Видите ли… эээ… мы думали… поскольку он ваш близкий друг… эээ… То он станет вашей правой рукой или чем-то вроде того… Мы думали, что вы всё время будете вместе…
- Поверьте мне на слово, именно так бы оно и было. – буркнул я. Я не стал ему говорить, что Слаба точно не одобрил бы мой союз с нацистами (или как их теперь называть – антиклонаторами, что ли?). Я решил поверить ему пока, хоть меня и настораживало что-то, чего я никак не мог понять. Тоттенкопф знал явно больше, чем я. И я не мог ему этого позволить.
А затем меня стукнуло ещё что-то.
- Тоттенкопф! – сказал я. – А как вы удаляли Венере эти… как их там… идентификационные нити? На её лице нет даже шрамов!
Теперь заместитель, похоже, удивился вполне искренне.
- Видите ли, фюрер, ни одно сканирование её тканей, а мы провели их не один десяток, не обнаружило внутри неё никаких нитей. Равно как и других отслеживающих устройств более примитивных конструкций. Такое впечатление, что их ей просто забыли имплантировать!
- Забыли… - задумчиво повторил я. Слишком уж всё это странно. Слишком уж.
Мы остановились перед входом в зал. И снова меня охватило волнение на его пороге. Но на сей раз волнение это было таким сладким и томительным, что я ещё пару минут постоял так, прислушиваясь к собственным ощущениям. Восторг, предвкушение оваций, почестей, блаженная радость барашка, дорвавшегося до травы… И вдруг – лицо отца Измаила. Снова оно бросилось мне в глаза откуда-то из тёмного уголка сознания. Я пошатнулся и едва не упал, но заботливый заместитель поддержал меня за локоть.
- Что с вами, фюрер?
Я поглядел на него мутным взором.
- Тоттенкопф… Чтобы отменить клонирование… Нам ведь придётся убивать.
- Так точно, мой фюрер. Если это понадобится.
- И много убивать…
- Достаточно.
- Тоттенкопф… А сами вы когда-нибудь убивали?
Он посмотрел на меня ласковыми понимающими глазами. Мне стало очень-очень приятно, что я могу на краткий миг рассмотреть человека за этой маской послушного робота.
- Да, фюрер, убивал. И сначала меня тоже гложили сомнения. Страхи, жалость, угрызения совести… Но потом всё ушло. Всё испарилось, вытесненное единственным, что должно быть уместно в душе националиста – чувством Долга. Оно живёт во мне, и я живу им. Я верю в то, что диктует мне мой фюрер. Почти так же, как верую и в то, чему учит нас Господь наш и Властитель наш земной…
Я отвернулся. Он не пойдёт против Клонаторов. Или же ему предстоит сделать самый страшный выбор в его жизни. Чёрт побери, кому здесь я вообще могу доверять?!
- Слаба… - прошептал я так, что даже сам себя с трудом расслышал. – Как же мне тебя не хватает…
А затем я рывком распахнул дверь в зал. И оттуда немедленно донёсся грохот вставаемых со своих мест задниц, шелест вскидываемых рук и громогласный вопль сотни глоток:
- Зиг хайль!!! Зиг хайль!!! Зиг хайль!!!
Я вошёл, стараясь сбросить с себя тяжёлые мысли. Подняв руку в приветствии, я прошествовал на трибуну, и не спеша оглядел с неё зал. Как и обещал Тоттенкопф, в этот раз он был переполнен. Все четыре круга были битком набиты самыми разными людьми. Подавляющее большинство из них – в основном те, что сидели в самом низу – очевидно, являлись главарями или представителями конкурирующих «партий», и за их спинами стояли киборги-охранники самых разных форм и размеров. Наша охрана расположилась в основном вокруг меня и возле выхода из зала. Они напряжённо сжимали в руках лучемёты и пулемёты, и, судя по всему, гостям достаточно было сделать одно лишь неосторожное движение, и кровавая бойня началась бы тут же. И вряд ли в ней было бы много выживших. Я от всей души понадеялся, что никто из господ-нацистов не наделает глупостей.
С места поднялся какой-то необъятных размеров мужчина, напоминающий здоровенный шкаф. Казалось, что если он распахнёт свой длинный плащ, оттуда тучами полетит моль и будут видны старые платья и шубы.
- Хай Гитлер! – отсалютовал он. – Моя фамилия Гнедой. Я – лидер Российского Национал-либерального Крыла. От лица всех здесь собравшихся я хочу выразить радость по поводу вашего чудесного возвращения, а заодно…
- Спасибо. – прервал его я. – Я уже в курсе, что вы приняли единственно верное в этой ситуации решение – решение объединиться с нами. Но я хочу предупредить вас – объединение будет полным, всеобщим и бескомпромиссным. Нам не нужны внутренние распри.
- Разумеется, вождь. –

 Отправлено: 26.09.06 23:51. Заголовок: - МАЛЫШ?! – изумился..

- МАЛЫШ?! – изумился я. – Это так вы разговариваете с фюрером?!
- Да. – вступил в беседу одноглаз. – Потому что ты такой же фюрер Гитлер, как я – Афанасий Гнедой.
- Гнедой? – удивился я. – Вы братья?
- Почти. Мы клоны. – ответил Гнедой-шкаф и, не дав мне даже ахнуть, с удовольствием пустился в объяснения. – Мой брат был создан через три дня после моего рождения и предусматривался как мешок с запасными органами – в общем-то, как и большинство современных клонов. Но наши родители, чрезвычайно добрые и порядочные люди, не были сторонниками насилия. Мы с братом вместе росли, вместе играли, ему нанимали учителей – в школу его, понятное дело, не брали… Мы оба жили полноценной жизнью, ничем особо не отличаясь друг от друга. Однако, как это ни прискорбно, время расставило всё по своим местам. Нам исполнилось восемнадцать. Брат захотел жить самостоятельной жизнью – родителей уже не было в живых, а я, разумеется, не был особо против. Но он не был инкаром и не мог им стать, пока я не умру и он не получит мою душу в наследство. У него не было ни паспорта, ни гражданства, на работу его не брали, полиция прикапывалась к нему на каждом углу… - Гнедой вздохнул. – Однажды он сбежал. Исчез, испарился, сгинул в Городе без следа. Спустя год он дал о себе знать и рассказал, что попал в нацистскую партию. Я сперва не одобрил его решения, но затем, изучив их программу и идеи, разработал свою, слегка изменённую идеологию. И вот, спустя тридцать лет, мы здесь. Он – подчинённый в твоей партии, я – лидер своей собственной. Теперь – тоже под твоим руководством. Всё это время мы держим друг с другом связь. Всё это время мы остаёмся братьями.
Я призадумался.
- Вы верующие?
- Нет, конечно. – Гнедой-одноглаз перехватил мой поражённый взгляд. – Ты удивлён? Думал, здесь все такие законченные фанатики, как этот твой Тоттенкопф? Ха, чёрта с два! В наших партиях есть ещё несколько ребят, которые не верят в Церковь. Но это всё – в основном Перворождённые. Таких катастрофически мало, но они ещё сохранились, вопреки насаждаемой Клонаторами моде на инкаров.
- Вы же пытались критиковать меня на собрании, помните?...
- Мы лишь проверяли тебя, сынок. Проверяли, насколько ты силён духом, чтобы не сломаться при первом же встречном ветре. – они переглянулись. – Ты оказался силён. Настолько силён, что смог предложить Идею, которую мы вынашивали в своих сердцах уже много лет. Нам нужны лидеры, подобные тебе, Доля. ОЧЕНЬ нужны.
Я поморщился.
- Вы что, рассчитываете теперь мной манипулировать? Использовать как марионетку в своих интересах?
Гнедые расхохотались от души.
- Неужели ты настолько наивен, парень, что не осознал: тебя с самого начала задумали поиметь по полной! Причём поиметь так, что наши замыслы по сравнению с ихними – просто детский лепет!
- Не понял?!
- Сейчас поймёшь. Зачем старому руководству НСПРФ нужно было возвращение фюрера? Разумеется, для того, чтобы укрепить влияние в Городе и привлечь как можно больше сторонников в свои ряды. Как мы видим, и то и другое им удалось менее чем за пару суток. А что в это время должен был делать сам фюрер? Правильно, сидеть на жопе ровно и не совать никуда свой нос, пока не будет ему на то высочайшего позволения. Однако… - одноглаз мурлыкнул. – Всё пошло несколько не так, когда в самый разгар подготовки твоего спасения партию возглавил Тоттенкопф, ревностный инкар, фанатик Церкви. Из всего тогдашнего руководства партии он был единственным, кто планировал полностью передать власть в твои руки. И, надо сказать, правильно планировал, как выяснилось теперь…
- Вы мне льстите. – прервал я его. – Это приятно, но неуместно. Продолжайте, пожалуйста, по существу.
- Настоящий лидер! – Шкаф толкнул Одноглаза в бок. – Вот это подход! Любо дорого посмотреть!... Малыш, - обратился он снова ко мне. – Тебе следует сейчас быть начеку, так как ещё остались люди, не согласные ни с твоей политикой, ни вообще с твоим присутствием здесь. Как бы Тоттенкопф не был хитёр и безжалостен, он не сумел расправиться со всеми. Особенно опасайся хранителя традиций, - Шкаф понизил голос. – Говорят, что он попытается убить тебя во время нападения на Приют. Либо самолично, либо при помощи горстки предателей. Запомни: мы выясним, на каком фланге будут сражаться его отряды, и доложим об этом тебе. Он трус, и в пекло не полезет, а тебе нужно будет нырнуть сразу в самое месиво. Только там шансы погибнуть от рук этой крысы будут сведены к нулю. Не факт, что тебя не прикончит охрана Приюта, но это уж всяко более славная кончина.
- А почему Тоттенкопф нет убрал этого… эээ…
- Зарина. – напомнил Одноглаз.
- Да, Зарина. Почему он до сих пор жив?!
Гнедые синхронно вздохнули.
- Зарин долгое время служил у Клонаторов. Кем-то вроде низшего послушника. А правоверный инкар никогда не поднимет руку на того, кто был хоть каким-либо хером связан с Церковью.
- Я смотрю, вы и вправду не очень-то жалуете господ Клонаторов…
- Именно, Доля. И, так же, как и ты, мы хотели бы избавиться от них.
Твою мать! Неужели ВСЕ об этом уже догадались?!
- И чем я могу… эээ… точнее, чем ВЫ мне можете помочь?
- Всем чем твоей душеньке угодно! – Шкаф торжественно поднялся и отсалютовал. – Оружие, химикаты, солдаты, связи, деньги… Всё что можно, на любой вкус. Национал-либералы – одна из влиятельнейших партий в Городе. Ты смело можешь на нас рассчитывать.
- Другие группировки тоже заинтересовались тобой, особенно после твоих последних слов. – добавил Одноглаз. – Верующих нацистов очень обнадёжило твоё обещание прокатиться в ад вместо них. Многие из них вернулись в зал и дослушали речь Тоттенкопфа, который закончил объяснять им твою программу…
- Ах да! – Шкаф хлопнул себя по лбу и нехотя, как будто невзначай бросил. – Его тоже опасайся.
- Кого? Тоттенкопфа?! Чушь! Он не предаст!
- Он не предаст никого и ничто, но пуще всего – собственную веру. – жёстко сказал Одноглаз. – Он фанатик ещё почище, чем все Клонаторы мира, вместе взятые. Тебя, малыш, от верной гибели спасает только то, что он почти такой же фанат того, старого Гитлера-ублюдка. ПОЧТИ, но вера в Церковь всё равно пересиливает. Уже сейчас он разрывается между тобой и Властелином Мира, и мы почти не сомневаемся, какая чаша весов перевесит в нём на определённом этапе.
- Я… я думаю, что успею вовремя отстранить его от дел… - проговорил я после секундного молчания.
- Главное – убить его, пока он не проведал, что ты готовишь. Если он будет жив, тебе конец, парень. Ты не видел его в бою, а мы – видели. Тоттенкопф – идеальная машина-убийца. Ты когда-нибудь слышал о генных модификациях? Ну так вот, наш пациент представляет собой подобную штуку. Никто точно не знает, откуда он появился в партии и вообще в Городе, в каких подпольях работали над его генным кодом, но когда он выходит в бой – все бегут. Причём зачастую и чужие, и свои.
- Убей его, Доля, как только почувствуешь, что он может тебе помешать. И ни слова не говори ему против Церкви.
Мне вспомнилось холодное, суровое лицо моего заместителя. Вспомнились его глаза в тот миг, когда у двери зала в них сверкнули огоньки обычных человеческих страстей. Грустные, невыразимо печальные и уставшие глаза. Чёрт побери, я не смогу его убить!
- Я не смогу его убить… - проговорил я вслух.
- Придётся, Доля. Иначе это сделаем мы. – Гнедые переглянулись. – Ты – фюрер, за которым готовы пойти тысячи людей только потому, что ты – клон кого-то там. Такая удача очень дорого стоит, малыш. Но ты сполна заплатишь эту цену. Ты заплатишь её, как только в чёрное сердце Властелина Мира будет нанесён последний удар, и новый, лучший мир будет построен. Мир, о котором мечтаем и мы, и ты. И мы не остановимся ни перед чем, только бы наши мечты осуществились. Не стоит делать этого и тебе. Иногда необходимо пойти на зло ради добра. Подумай. Хорошенько подумай над всем, что мы сейчас сказали.
Они встали и, не оборачиваясь, вышли вон. Огромный, похожий на шкаф Афанасий Гнедой, и жирный, коренастый, словно откормленный кот, Афанасий Гнедой. Первые люди, не считая Венеры, кто обращался ко мне на «ты» с тех пор, как я покинул Приют. Возможно, мои единственные по-настоящему верные союзники. Или нет?... Как знать. Теперь лишь время покажет всё.

Глава Drei.
Было чуть больше восьми часов утра. Я неспешно прогуливался по бесконечным коридорам здания, размышляя о той ночи, что предстоит мне сегодня. В эту полночь совещание завершилось. Все нацистские банды объединились под моим началом, и вместе принялись вырабатывать стратегию похода на Приют. В полдень у меня был назначен смотр их вооружений, затем – краткий «курс молодого бойца», а потом, с самым заходом солнца – битва. Битва за инкаров, томящихся в стенах Приюта. Битва за двести невинных жизней. Битва за правду и справедливость.
Битва за мою месть.
Я шёл, насвистывая себе под нос что-то военное, толком даже не разбирая, куда иду. Солдат в коридорах становилось всё меньше, а гражданских, особенно врачей – всё больше. Усталые, осунувшиеся, с серыми неживыми лицами и в измазанных кровью белых халатах. И все похожи друг на друга, как две капли воды. Разве что глазные и ручные импланты да серийные номера на лбу позволяли разобрать, кто есть кто.
Похоже, я приближался к больничному крылу. Что-ж, пожалуй, раз уж так, лучше совместить приятное с полезным.
- Доктор! – окликнул я одного из клонов. Тот остановился и отсалютовал. – Скажите, в какой палате лежал покойный Слободан Милошевич?
- В семьдесят четвёртой, мой вождь. Пройдёмте со мной.
В палате было чисто и просторно. Запах свежих простыней, полевых цветов, каких-то лекарств, вне всякого сомнения, приятных на вкус… В дальней стене – большая широкая дверь, очевидно – в операционную. Сквозь мутное матовое стекло я не без труда смог различить остовы каких-то замысловатых хирургических агрегатов.
Небольшая кровать была застелена такими белыми простынями, что я невольно зажмурился на мгновенье. На этой кровати умер мой самый лучший друг. Я присел на неё и потрогал подушку, на которой, возможно, в последние несколько часов жизни лежала Слабина голова.
- Оставьте меня одного. – сказал я. Доктор кивнул и послушно вышел. Я вдохнул ушами побольше тишины и погрузился в какие-то смутные, даже мне самому плохо понятные думы.
Затем я лёг, вытянув ноги, закрыл глаза и зачем-то попытался представить себе, как Слаба умирал. Немножко постонал, подрыгал руками и ногами, выдавил из горла струйку слюны. Не помогло. Не представил. Для этого надо было как минимум умереть. Или…
Глаза я открыл очень удачно – взгляд сразу попал в крошечную блестящую точку над самой-самой моей головой. Точка ритмично гасла-зажигалась, словно подмигивая мне.
Камера наблюдения? Возможно, больше нечему. А если есть камера, где-то поблизости обязательно должен быть и рекордер. И те, кто за ним наблюдают.
Наблюдательный пункт располагался в самом дальнем конце крыла. Потребовалось время, чтобы разыскать его. Но оно того стоило.
- Я хочу видеть кадры смерти Милошевича. – сказал я худенькому пареньку-диспетчеру. На лице того проступило изумление, словно его спросили, когда наступит Конец Света.
- А вы её ещё не смотрели, мой вождь???
- У меня были более важные дела. – сказал я, почему-то начиная беспокоиться. – Покажите мне запись немедленно.
- Я не могу… - дрожа, как осиновый лист, промямлил диспетчер. Слова шли у него изо рта словно через силу, как будто кто-то выдавливал их против его воли.
- Почему это?! – удивился я не на шутку.
- Не могу… - продолжал мямлить диспетчер. – Мне нельзя…
- То есть как это нельзя?! Почему нельзя?! Кто тебе такое приказал? Отвечай! – я схватил его за шкирятник.
- Не могу…
Выстрел моего бластера прожёг ему дырку в левом плече.
- Покажи плёнку, солдат!
- Нет!!!
Дырка образовалась уже в правом плече.
- Покажи!!!
- НЕЕЕЕТ! – взвопил окровавленный парнишка, глядя на меня глазами, полными ужаса и боли. В следующую секунду холодок ствола кольнул его между глаз.
- Считаю до трёх. – спокойно сказал я, прикладывая громаднейшие усилия, чтобы мой голос не дрожал от бешенства. – Два…
- Стойте!!! – диспетчер подполз к пульту управления и переключил там несколько кнопок, чуть-чуть подёргал мышкой. – Экран двенадцать… Не убивайте меня, пожалуйста!...
Но мне уже не было до него дела. Я во все глаза смотрел на то, что происходило на экране. И чем дольше смотрел, тем больше опасался, что сойду с ума…


- СУКА!!!
Да, никогда бы не подумал, что когда-нибудь с таким удовольствием подниму руку на женщину.
- МРАЗЬ!
И не только руку.
- ТВАРЬ! НЕНАВИЖУ!
Венера лежала в углу комнаты, свернувшись в клубок и пытаясь защитить голову от ударов моих ботинок. Всё происходящее виделось мне словно со стороны, как в какой-то дурацкой компьютерной игре. Я не мог, да и особо не пытался себя контролировать. Я просто жестоко избивал ногами существо, убившее моего брата. Я рычал, выкрикивал какие-то слова, сотрясался всем телом от ярости и рыданий, и бил, бил, бил…
Перед моими глазами стояла картинка с того экрана. Картинка, где мой самый лучший, самый близкий и дорогой друг Слаба корчился в жутких, немыслимых конвульсиях, а эта ведьма стояла и смотрела ему в глаза. Просто смотрела в глаза. Но я-то знал, какие вещи может она творить своим адским взглядом.
Я всё не унимался. Удар. Ещё удар, и ещё один. Носки моих ботинок были уже покрыты капельками крови. Очевидно, несколько пинков всё-таки пришлись ей по лицу. Что-ж, тем лучше. Должно быть, это очень больно.
Постепенно в голове начало светлеть. Венера уже не сопротивлялась, а просто лежала и хрипло постанывала, зажавшись в угол подобно дохлому пауку. Я прекратил наконец её бить, тяжело отдышался и утёр рукавом пот с лица. Боже ж ты мой, сколько ж я это делал?...
Мы были в комнате не одни. Я заметил это только сейчас, зыркнув по сторонам. Тоттенкопф, Зарин и ещё несколько человек стояли поодаль, нерешительно переглядываясь, опасаясь подойти ко мне близко. И хотя любой из них мог скрутить меня парой-тройкой движений, очевидно, я и впрямь представлял собой довольно страшное зрелище.
Никто из них не вмешался.
- А чё вы уставились?! – рявкнул я на них. Все, кроме заместителя, вздрогнули. Тоттенкопф медленно подошёл ко мне и участливо спросил:
- Возможно, вам стоит помочь, мой вождь?
- Нет. – перебарывая отвращение, я присел на корточки, взял Венеру за волосы и приподнял с пола. В тот момент мне казалось, что я держу в руках склизкую, вонючую жабу, или пучок волос из чьей-то задницы.
- Зачем?... – просто спросил я. Она поглядела на меня отупевшими от побоев глазами и ничего не ответила. Её лицо было разбито, из носа ручьём текла кровь.
Я поморщился и швырнул её голову обратно. Она гулко ударилась о ковёр. Поднявшись, я отряхнул колени всё ещё трясущимися руками и ещё раз обвёл всех присутствующих взглядом. Вряд ли в этом взгляде содержалось что-то хорошее.
Все они стояли и молча следили, что их фюрер будет делать дальше. Остановить меня? Нет, они, похоже, даже и не помышляли об этом. Они снова очень напомнили мне стадо баранов.
- Сдохни, гнида. – я достал пистолет и направил его на Венеру. Но курок я нажать не успел. Кто-то с силой сжал мою руку и отвёл в сторону.
Это был Гнедой-шкаф.
- Вы что делаете? – крайне удивлённо спросил я, поглядывая то на него, то на пистолет, то на Венеру. – А?... - слова всё ещё комом стояли у меня в горле.
Шкаф спокойно вырвал оружие из моей руки.
- Она должна жить. На то есть слишком много причин. Её время ещё придёт… - он оглянулся на Зарина. - …мой фюрер. – а затем исчез так же стремительно, как и появился. Смысл его слов я слабо понимал, но они меня ещё чуть-чуть отрезвили.
Венера, пошатываясь, встала на ноги. Опираясь о стены рукой, она пошла к выходу. Я сел на край кресла, невольно уступая ей дорогу. Какая стойкость! Какая воля к жизни!
- Пристрелить её? – осведомился Тоттенкопф, но я только отмахнулся. Я глядел на Венеру, и мысли нестерпимыми роями носились у меня в голове. Их было слишком много, чтобы можно было выразить их словами. И вместе с тем внутри меня разрасталась какая-то нестерпимая, немыслимая пустота. Словно из сердца вырвали что-то, без чего в этом мире дальше не выжить.
- Зачем?... – повторил я снова, с мольбой в голосе. По лицу медленно прокатилась одинокая слеза, оставив на щеке прохладную влажную дорожку. Она остановилась в дверях и обернулась. – Я не понимаю… Зачем, Венера?... Что, что, ЧТО ОН, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ТЕБЕ СДЕЛАЛ?! – вскочив в новом припадке ярости, я схватил её за горло. Но тут же отпрянул, лишь только заглянул ей в глаза. В них не было ни страха, ни ненависти, ни даже боли. Словно я и не изувечил её минутой раньше. В этих глазах было только одно – гордость. Спокойная, уверенная гордость. Словно ничего только что и не произошло. Словно сейчас – всё ещё вчерашнее утро. Словно она во всём права.
Она даже улыбнулась. Как Мона Лиза – жалко, снисходительно, почти невинно.
- Он не остался бы с нами, Доля. Понимаешь? Он был бы против того, что мы с тобой сейчас делаем. Он ушёл бы, и ты ушёл бы следом за ним. А ведь ты мне так нужен!... – прошептала она, прижавшись ко мне. Я её не оттолкнул. Почему?! – Ты нужен мне, и я нужна тебе. Друг без друга нам никогда не отомстить… Никогда не добиться того, что мы наметили…
Я высвободился из её объятий и вновь плюхнулся в кресло. Ненависть, как и все другие эмоции, куда-то ушла. Это создание бесполезно было ненавидеть. Она была слишком влюблена в меня. И в мою мечту о мести. Она верила в неё всей душой, и хотела помочь мне её осуществить. В какой-то степени, я и сам был виноват в смерти Слабы. Виноват вряд ли меньше, чем она.
- Убирайся. – сказал я бесцветным голосом. – Прочь с глаз моих… Пожалуйста.
- Как вам будет угодно, фюрер. – она отдала честь, едва не упала, снова обрела равновесие и вышла. Я вздохнул.
- Что прикажете с ней делать? – спросил Тоттенкопф.
Я помедлил с ответом. Слишком уж много мыслей… Слишком много. Чтоб их…
- Ничего. Ничего не делайте. Выйдите вон. Все.
Они гуськом поплелись к двери. Заместитель вышел последним. Уходя, он напомнил:
- В полдень – смотр вооружения. Всё будет подготовлено в лучшем виде. Отдыхайте, мой фюрер. – и он тихо-тихо покинул комнату.
Я всё ещё сидел не шевелясь. На душе было такое чувство, словно меня самого избили ногами. Или даже что внутри разорвалась атомная бомба. Всё очень мерзко. Так мерзко, как, наверное, и быть в природе не может.
Ведь ангелы не убивают.
Я уронил голову на руки и горько заплакал.

...Выйдя из вертолёта, я ахнул. Повсюду, насколько хватало глаз, на огромном зелёном поле были расставлены боевые машины. Большие и маленькие танки, самоходки, артиллерия… Две, а то и три тысячи единиц. А возможно, даже и больше. Наш вертолёт стоял прямо посреди этого поля, на небольшом искусственном возвышении.
- Невероятно! – прошептал я. – Как возможно собрать за пятьдесят лет столько оружия?!
Гнедые довольно-предовольно оскалились.
- За пятьдесят лет, малыш, можно собрать и не такое, если иметь кое-какие связи и деньги. А их имеет практически любая сильная партия. Иначе она погибает через несколько дней.
- Но СТОЛЬКО!...
- А что тут такого? Во-первых, партии контролируют по одному или два военных завода. Во-вторых, нам задним числом списывают старые, морально устаревшие виды вооружений. В-третьих, за испытание на людях кое-каких образцов правительство платит нам солидные денежки…
- А люди? Где вы берёте людей, чтобы управлять всем этим?!
- А клоны нам на что, дурачок? – Гнедой-одноглаз махнул рукой в сторону поля. – Здесь ты не увидишь почти ни одного крещёного инкара, за исключением высших и средних офицеров. Все эти солдаты специально выращены для того, чтобы воевать и сдохнуть на поле боя. Они продаются и покупаются, как и само оружие, которым они пользуются. Некоторые, включая нас, закупают их даже оптом!...
- Но это же… это же… отвратительно! – на пару секунд я представил себе, как сам должен буду отправить на мясо какое-то количество этих парней, практически ничем не отличающихся от обычных людей, за исключением разве того, что у них не было никакого выбора. Получив приказ, они вздохнут, пожмут плечами и умрут, честно полагая, что выполнили свой святой долг.
А так ли уж свят их долг, если подумать? Неужели мне настолько надо изменить мир? Пожалуй, впервые я по-настоящему понял, сколько людей ещё погибнет из-за того, что я остался здесь.
Шкаф, похоже, понял мои мысли.
- Расслабься, малыш. – он похлопал меня по плечу. – Ни одна война, сколь бы она ни была справедливой, не обходилась без жертв. Не обойдётся без них и наш коротенький блицкриг. Главное – эта пара десятков, возможно, сотня человечков перейдут в разряд мертвяков ради благополучия миллионов. Согласись – такую окупаемость трудно недооценить.
Я кивнул. И всё равно решил, что не буду задерживаться здесь долго. Невыносимо было смотреть здесь кому-нибудь в глаза.
- Зачем я здесь вообще понадобился? – проворчал я. – Вы ведь могли и сами набрать из этого войска пару отрядов и послать куда надо. Вы ведь лучше разбираетесь в этом, не так ли?
- Совершенно верно. Но не забывай – фюрер здесь пока что ТЫ. Ни от самой битвы, ни от подготовки к ней тебе отвертеться не удастся. Присутствие вождя на передовых поднимает боевой дух солдат почище любого стимулятора. Так что не ленись, пожалуйста, и не мешай нам делать из тебя героя.
- Не хочешь командовать – хоть помоги это делать другим. – поддержал Шкафа брат.
Я пожал плечами.
- Что-ж, ведите меня куда-нибудь.
Гнедые удовлетворённо переглянулись и куда-то пошли. Я – следом. Никто практически не обращал на нас внимания. Все занимались своими делами – чистили механизмы, проверяли орудия, бегали с донесениями от танка к танку… За эти двое суток меня, к счастью, не все ещё успели узнать в лицо. Здесь оно было даже и к лучшему.
Пройдя таким образом метров пятьсот, мы вышли на площадку, посреди которой стоял танк огромнейших размеров, оснащённый тремя толстыми пушками. Одна располагалась сверху, две другие – чуть-чуть пониже. Танк был таким большим, что, казалось, сейчас земля под ним проломится и он улетит куда-нибудь в адское пекло.
- Это – «Протуберанец»! – с гордостью воскликнул Одноглаз. – Единственная подобная машина в нашем арсенале! Недавнее приобретение от очень и очень важных людей!
- В последнее время оружия производится всё больше и больше… - проговорил Шкаф, думая вслух. – В основном это – правительственные заказы, финансируемые Церковью. Хоть я и далёк от большой политики, но попомните мои слова – в мире скоро будет неспокойно.
- «Протуберанец», - продолжал между тем Одноглаз, - это единственный танк, который способен рассеять защитное поле вокруг Приюта. Какие бы ещё машины мы с собой не взяли, без него, как ты сам понимаешь, нам не обойтись.
- Защитное поле?!
Гнедой снисходительно улыбнулся.
- Купол вокруг твоего Приюта представляет собой не стекло и даже не какое-нибудь другое материальное вещество. Это – чистое излучение, отталкивающее всё живое и неживое от своих крайних точек. Но этот осадный танк способен пробить в нём брешь, правда, на очень незначительное время. Три его ствола стреляют тремя разными потоками энергии. Сталкиваясь воедино, они образуют на долю секунды микроскопическую чёрную дыру, в которую и уходит энергия поля, а также всё, что находится рядом. Надеюсь, тебе пока что всё понятно?
- Вроде бы…
- Поэтому так важно рассчитать расстояние до цели с точностью до полуметра. И чем дальше расстояние, тем дольше производится нацеливание. Например, выстрел по Приюту мы произведём с двух километров, а целиться будем десять минут. Ближе никак, чёрная дыра – вещь нестабильная. После выстрела у нас будет полчаса, чтобы подтянуть войска к пробоине в куполе и, подавив незначительное сопротивление, ворваться внутрь и отключить генераторы. Дальше всё будет совсем просто.
Я кивал головой, стараясь запомнить всё до мельчайших подробностей.
- Как мы уже имели честь заметить, тебе, малыш, придётся быть во главе атаки. Возможно, как раз ты первым окажешься по ту сторону купола. Суматоха начнётся сразу же, как начнётся сама атака, и Зарин непременно этим воспользуется. Возьми под личное командование человек тридцать-сорок и старайся держать их всё время вокруг себя. В случае чего, они тебе пригодятся. После выстрела бери их и иди первым вперёд. Мы позаботимся, чтобы вас оснастили лучшим оружием для атаки, а Зарину дали что похуже. Тогда он точно не пойдёт за тобой – побоится за свою старую задницу.
- Как всё сложно… - вздохнул я.
- Это война. – отрезал Шкаф и, развернувшись, прикрикнул на трёх солдатиков, бредущих откуда-то к нам. – Эй вы, дерьма куски! Живо поприветствовали своего фюрера!
- Зиг хайль! – нестройным хором пропели они и вытянулись, словно фонарные столбы. Каждому на вид было лет двадцать, не больше.
- Они… эээ… ПОЛНОСТЬЮ разумные? – прошептал я на ухо кому-то из Гнедых.
- А то! Клонов с интеллектом гориллы не делают уже лет пятнадцать! – ответил тот. – Тем более для управления такой сложной аппаратурой, как «Протуберанец». Это люди, иначе их и не назовёшь.
Солдаты всё ещё стояли по стойке смирно. Я подошёл к одному из них и, глядя куда-то ему в ботинки, спросил:
- Имя и звание?
Он бодро ответил чистым, молодым голосом:
- Иван-370, рядовой первой осадной дивизии. – он помолчал и так же бодро и обыденно добавил: - Готов умереть за фюрера!
Я поднял голову. Солдат смотрел на меня ясными, голубыми, немного грустными глазами, и улыбался спокойно, наивно… Словно он на свадьбу собирался.
На глаза мне снова навернулись слёзы.
- Идите вы все в жопу… - прошипел я и пошёл куда-то. Гнедые, судя по шагам за спиной, устремились следом.
До атаки оставалось двенадцать часов.

- Левее…
Чёрт, как же трудно двигаться, когда на тебе надета эта хрень!
- Чуть правее, мой вождь… Вот так… Эта винтовка немного косит влево, зато бьёт с первого раза… Вот так… Теперь – огонь!
Я нажал на курок, и мишень в полусотне метров от меня разлетелась на куски.
- Неплохой выстрел, фюрер! Вы делаете потрясающие успехи!
Тоттенкопф позволил себе улыбнуться и даже поаплодировал.
Отдачи от выстрела я практически не почувствовал. На мне был надет защитный скафандр, весивший в пару-тройку раз больше, чем я сам. Упасть или даже пошатнуться в таком было проблематично. А вот подняться на ноги – пара пустяков. Это было проверено на собственном опыте.
Скафандры эти не были «абсолютной защитой», но, как уверили меня Гнедые, отлично помогали против пуль и случайных осколков. Некоторые виды лучей они тоже задерживали.
Надо было сказать им спасибо – на мне была надета более лёгкая, «офицерская» модификация. Скафандры пехоты были похожи на старинные акваланги, только в пару раз больше и раз в пятнадцать подвижнее. Они были похожи в них на настоящих роботов-убийц, сошедших со страниц какого-нибудь попсового фантастического боевичка.
- Не спите, фюрер! – голос заместителя зазвучал у меня в правом ухе. – Ещё немного потренируемся, и проверим ваши навыки в ближнем бою!
Я задумался, сколько синяков получу ещё за эти часы. «В ближнем бою» меня проверяли все, кому не лень, и здесь, как я сокрушённо замечал, у меня практически не было шансов. Даже солдаты, по комплекции мало чем отличавшиеся от меня, валили меня наземь одним толчком, как-то хитро подставив ногу. Пару раз я больно бился внутри шлема головой, когда меня случайно уронили в десятиметровую канаву. А ведь будь я без этих современных доспехов, всё могло бы окончиться куда хуже.
Я ещё немножко пострелял по мишени и, обернувшись, увидел, как Тоттенкопф смотрит куда-то вдаль.
- Что с вами? – я подошёл к нему. Он не обернулся.
- Скоро закат, мой фюрер. Скоро мы начнём наступление.
- Я знаю.
Он повернулся ко мне.
- В последнее время, вождь, меня гложут сомнения. Сомнения, непростительные для националиста и в равной степени непростительные для верующего. Мне кажется… - он помолчал, - что я участвую в… не очень правильном деле. Что этот ваш план… это ваше переустройство мира… Что это грех. – выдавил он наконец из себя.
Я помолчал, стараясь найти нужные слова.
- Помочь людям – это не грех, Тоттенкопф.
- Но ради этого идти против воли Повелителя!... Неужели, фюрер, вы и в самом деле думаете, будто он спокойно позволит вам напасть на его вотчину? Неужели думаете, что он простит нас после этого?
На его лице висела печать мук.
- Нет, мой верный заместитель. Я не думаю, что он простит нас. Я ЗНАЮ, что он простит ВАС. Насчёт себя – очень сомневаюсь. Ведь я же пообещал архиепископу…
- А поверил ли он вам? Вверит ли он наши души под вашу ответственность, вождь мой? И насколько мало нам зачтутся после этого наши собственные грехи? – он присел на какой-то бочонок. – Вы ведь знаете, что они могут отправить меня в ад. Прекрасно знаете. Меня, вас, нас всех! А я не хочу в ад. – прошептал он с какой-то жутковатой интонацией. – Больше всего на свете я не хочу в ад… Мой вождь.
Свершилось. Сбывается то, о чём говорили Гнедые.
- Тоттенкопф, я… - я не знал, что мне ему сказать. Рано или поздно мне всё равно придётся действовать против Церкви. И тогда ему уже будет поздно пудрить мозги. Что-ж. Быть может… Быть может, лучше прямо сейчас?...
Я потянулся к кобуре с лучемётом, висящей у меня на поясе. Отстегнул ремешок… И снова мне вспомнились его глаза. Глаза ЧЕЛОВЕКА. Глаза ДРУГА. Глаза СЛУГИ. Глаза того, кто никогда не предаст. Того, кто боготворит тебя, плохо сознавая, что тебя, в общем-то, и не за что боготворить. Глаза того, кто отдаст жизнь за тебя, за твою идею, за свой собственный моральный долг. Глаза человека, исполняющего приказы. Глаза человека, гораздо более святого, чем все святые Клонаторской Церкви, если таковые у неё имеются.
И этого человека я должен убить?!
Да, должен. Потому что я – фюрер. Потому что у меня есть миссия. Иногда необходимо пойти на зло ради добра. Я вытащил лучемёт из кобуры. Снял его с предохранителя. Заместитель сидел ко мне спиной, задумчиво любуясь начинающимся закатом. Возможно, он чувствовал, что я собираюсь сейчас сделать. Не мог не чувствовать. А я уже поднял руку. Оставалось только нажать курок…
Снова его глаза встретились с моими в моих мыслях. Я задержал палец ещё на полсекунды…
- Мой фюрер, разрешите!
Это был голос, спасший жизнь Тоттенкопфу.
- Тебе чего?! – рявкнул я на солдатика, подошедшего ко мне с каким-то конвертом.
- Это прислали из Храма… - проговорил солдатик и дрожащими руками вручил мне своё послание. Похоже, по дороге он прикладывал все мыслимые усилия, чтобы его не помять.
Особо не церемонясь, я надорвал конверт и вынул из него какую-то бумажку.
- «Божиею милостию архиепископ сорок седьмого килоквартала, я, преподобный отец Игнат, властию данной мне Господом на небесах и Властелином Мира на земле, дозволяю рабу Божиему Адольфу Гитлеру…», - прочёл я вслух первые строчки. Солдатик сперва покраснел, потом побелел, потом позеленел.
- Индульгенция… - прошептал он.
- Чего?
- Высочайшая индульгенция! – воскликнул он в восторге. – Ура! Ура! Нам можно наступать!!! – он развернулся и побежал куда-то, размахивая пустым конвертом и вопя: - Индульгенция!!! Индульгенция!!!
Я потряс бумажкой перед носом заместителя.
- Это что такое? Что ещё за индульгенция?
Тоттенкопф, судя по лицу, находящийся в не меньшем восторге, чем солдатик, сказал:
- Высочайшие индульгенции выписывает Церковь, чтобы отпустить грех тому или иному человеку, либо заранее дозволяет его совершить. В данном конкретном случае, думаю, это означает, что ваше предложение взять на себя ответственность за наш поход на Приют принято, и мы совершенно спокойно можем теперь выполнять вашу волю по этому вопросу. Я прав?
- Да… - сказал я, дочитав до конца. Он шумно вздохнул с неимоверным облегчением. – Подписано архиепископом, а ещё тут написано: «…за приложением десницы Владыки нашего земного…». Это что, получается, Властелин Мира лично это заверял?
- Похоже на то… - Тоттенкопф осторожно взял у меня из рук документ. – Мой фюрер, разрешите мне его сохранить? Такие вещи полагается беречь как святыни…
- Что хотите, то с ним и делайте. – отмахнулся я, но тут заметил, как солдатик идёт к нам обратно, задумчиво уставившись в пустой конверт.
- Мой вождь… - пошептал он и подал конверт мне. – ЧТО ЭТО?
На дне конверта, в самом уголке, одиноко поблескивая, лежала крупная чёрная чешуйка.

 Отправлено: 26.09.06 23:52. Заголовок: Re:

- …Это и есть знаменитый Приют?... – задумчиво проговорил Шкаф, обозревая в бинокль огромный матовый купол, чуть возвышающийся над верхушками деревьев. – Я его себе представлял несколько иначе. – он немного пощёлкал режимами бинокля, зыркнул то туда, то сюда, а затем пробормотал: - Да и охраны, в принципе, ожидалось поболее.
Он с удовлетворением окинул взглядом наше «войско» - «Протуберанец», на вершине которого, собственно, он и сидел, три тяжёлых однобашенных танка и десять БТРов, под завязку набитых пехотой. На одном БТРе были установлены зачем-то два внушительных то ли прожектора, то ли ещё каких-то аппарата неизвестного происхождения и назначения.
- Хорошо… Очень хорошо. Я и предполагал, что очень много народу нам и не потребуется.
Из всей многотысячной армии Объединённых Партий в этой операции была задействована от силы пятисотая часть.
Я с беспокойством осмотрелся по сторонам. Мы медленно, стараясь особо не шуметь, продвигались к цели. Через пять-десять минут мы должны были уже подойти к точке, откуда можно было дать залп «Протуберанцем». Для этого необходимо было заехать на холм, возвышающийся над лесом в двух километрах от Приюта, и встать на его вершине так, чтобы быть чуть выше, чем обстреливаемая цель.
Солнце уже давно закатилось. Лес пел свою тихую, очень спокойную и немного жутковатую колыбельную самому себе. Между корявыми старыми деревьями висела непроглядная тьма, разрезаемая осторожным, точно хирургический нож, светом наших фар. В воздухе витали запахи ночи, до слуха доносилось пение ночных птиц и стрекотание насекомых.
А небо было чёрным, словно лист копировальной бумаги. Ни одной звезды, ни намёка на луну. Похоже, к утру собиралась разразиться гроза.
На душе у меня было неспокойно.
- Что-то здесь не так. – уверенно сказал я. – Такой важный объект не могли просто взять и оставить без охраны.
Было тихо. Неестественно, пугающе тихо. Ни единого лишнего звука, ни единого подозрительного шороха. Только звуки леса, звуки ночи. Как будто в двух километрах от нас и не стоит никакого Приюта. Как будто там, внутри, никто и не предполагает, что на них в принципе могут напасть.
Тишина. Такая тишина особенно пугает, когда ты едешь на крыше танка-гиганта, и каждая клеточка твоего тела живёт в предвкушении перестрелки. В тревожном, беспокойном предвкушении. Как если бы ты был ещё маленьким и сидел в очереди у зубного врача.
Гнедой потёр подбородок. Очевидно, он думал о том же, о чём и я.
- Не могли. – согласился он наконец. – Но наши радары не фиксируют никаких посторонних объектов. Никакого оружия, никаких механизмов. Только органика. – он вновь поглядел в бинокль. – Хммм… Никогда не путешествовал в лесу ночью. Не знал, что это настолько интересные ощущения. Такое впечатление, что всё здесь наполовину спит, а наполовину следит за нами. Даже вот этот вот Приют.
Я взял у него бинокль. Приют и вправду то ли уснул, то ли вымер. Нигде не горели окна, кроме одного крошечного кабинета в Главном Корпусе. Чей это кабинет? Кого атака не застанет спящим в своей постели? Кто первым побежит к спасительному выходу с криками ужаса?... Я немного увеличил масштаб в бинокле и… столкнулся взглядом с Анной Никадимовной.
Тётя Падла стояла у окна и обозревала окрестности в такой же бинокль, какой я держал сейчас в своих руках. И сейчас взгляд её был прикован ко мне. Не в нашу сторону, не к нашим танкам, нет, именно КО МНЕ. Я не мог видеть её глаз, но почему-то мне казалось, что сейчас на них нет той прежней злобы и отчаяния, лишающих дара речи каждого, кто в них посмотрит. Её фигура замерла, казалось, в удивлении. Но это был не шок. Нет, это было спокойное, почти равнодушное удивление, словно перед фактом, который и так должен был свершиться, но свершился почему-то слишком поздно. Ни страха, ни паники. Ни дрожи в ладонях, ни холодного пота на лбу.
ОНА ЖДАЛА МЕНЯ. Она ждала, когда я приду за ней.
Или же мне всё это только кажется?...
Я убрал бинокль от глаз и утёр слезящиеся веки. Огляделся по сторонам. Мы были уже практически на вершине холма. Только БТР с прожекторами слегка поотстал.
- Что это за чушь на колёсиках? – спросил я Гнедого-шкафа. Тот глянул на БТР и улыбнулся.
- Отряд психических войск. Созданы по проекту Венеры, малыш. Если честно, я и сам плохо представляю себе, что они такое и чем стреляют. Однако она уверила меня, что задумка выйдет более чем неплохая.
- Значит, она здесь… - проговорил я.
- Да, она сама попросилась участвовать в операции. Как видишь, она зря времени не теряла все эти дни.
Я задержал взгляд на БТРе. Там была Венера. Самое странное и необыкновенное создание из всех, что я когда-либо видел и, возможно, ещё увижу. Сегодня она снова будет со мной. Будет сражаться со мной плечом к плечу. Мы снова вместе совершаем нашу миссию.
А затем я вспомнил, что ради этой миссии погиб мой лучший друг. Погиб практически по той же причине, как и отец Измаил. Вряд ли они сильно различались для неё, когда она их убивала. Я скрипнул зубами и постарался больше обо всём этом не думать.
- Мы вышли на позицию… - прозвучал в моей рации спокойный голос пилота «Протуберанца». – Всем отрядам приготовиться. Расчётное время нацеливания – десять минут. Отсчёт пошёл…
После этих слов всё словно замерло. Заглохли механизмы, перестали щёлкать предохранители бластеров. Люди, казалось, даже дышать стали потише. А лесная колыбельная затянулась, наоборот, в полную силу, словно стремясь заполнить вакуум, образованный нашим безмолвием. И темнота сгустилась как будто бы плотнее, даже несмотря на то, что фары мы не выключали. И во всём – в этой темноте, в этой тишине, в пении птиц и шелестении деревьев, в шорохе травы и треске цикад – сквозило такое же напряжённое ожидание, каким был охвачен я сам.
- Пять минут до залпа. – протянул наводчик. – Всем приготовиться.
В чёрном, как уголь, небе произошло какое-то движение. Чёрная, слишком большая для птицы тень бесшумно пронеслась над вершиной холма. Ещё раз, но уже в другую сторону. И внезапно лесная колыбельная смолкла. Затихли цикады, куда-то исчезли птицы. Ночные бабочки, кружившие возле наших фар, разлетелись кто куда. Стих ветер, перестал шевелить траву и деревья. Что-то ударилось о стекло моего шлема. Я вскрикнул от неожиданности, но это оказалась лишь одинокая летучая мышь, настолько перепуганная, что удирала подальше от этого места, не разбирая дороги. Пропищав что-то своим резким писком, она скрылась в лесной глуши.
И настала Полная Тишь. Ни звука. Только неподвижные деревья и Тьма. И напряжение. Непонятно почему выросшее в десятки раз. Ощущаемое даже в воздухе.
- Две минуты до завершения нацеливания…
Снова тень. Почему никто не обращает на неё внимания?!
- Гнедой… - тревожно толкнул я Шкафа под локоть.
- Что?! – раздражённо отозвался он. Похоже, он тоже начинал чувствовать. Это слегка успокаивало.
- Так чего тебе?! – проговорил он злым шёпотом.
- Эээ… Ничего. – почему-то перейдя тоже на шёпот, я уставился в небо. Такая же Тьма, как и вокруг. Ни единого движения. Чёрт возьми, а не мерещится ли мне опять-таки всё это?! Может, ночные цветы виноваты?...
- Тридцать секунд до окончания нацеливания…
Снова тень! Вынырнула откуда-то из черноты небес и снова туда же унеслась. Что-то блеснуло в самой её середине. На миг. На краткую долю мига я успел заметить, что существо сжимает что-то в своих руках.
- Нам нужно уходить. – сказал я. Страх внезапно сковал мне все внутренности. Я на ватных ногах принялся слезать с танка и в конце концов просто спрыгнул со ступенек, чуть было не вывихнув себе ноги. – Скорее… Скорее… - всё как будто заволокло туманом.
- Идиот! – прошипел Шкаф и полез за мной.
- Десять секунд до окончания нацеливания. Боевая готовность номер один. Десять. Девять…
За моей спиной послышалось какое-то шевеление. Бойцы спешно рассаживались в БТРы, отошедшие отлить выбегали из кустов к своим машинам. Шелест травы, в которую всё-таки решился спрыгнуть громоздкий Шкаф, глухой удар об землю и приглушённый мат.
- Три. Два. Один.
Я развернулся и посмотрел на «Протуберанец». Три его дула засветились тремя разными цветами. Он задрожал.
- Огонь…
Огонь пришёл с неба. Яркая, ослепительная, абсолютно бесшумная молния ударила в танк из чёрных небес. Танк стих. Выстрел не был произведён. А вслед за этим нас снова окутали Тьма и Тишина.
Но это были не совсем Тьма и не совсем Тишина. Там, за глухими зарослями кустарника и чёрной мглой вековых ветвей что-то происходило. Какие-то тени двигались туда-сюда, какие-то звуки, явно не присущие лесу, доносились до наших ушей.
И вдруг во Тьме зажглись глаза. Круглые, красные глаза. Они были повсюду вокруг нашей позиции. И было их много десятков.

Это были не люди. Точнее сказать, это были существа, невероятно похожие на людей. И всё равно – это были не они. Люди не могли двигаться в ночных зарослях столь бесшумно. У людей не могло быть таких странных телодвижений, напоминающих гротескную помесь змеи, пантеры и ящерицы. Люди не издавали таких странных шипящих звуков, от которых по спине пробегал холодок.
Наконец, люди, такие худые как эти, никак не могли поднять таких огромных пушек.
Заросли буквально кишели ими. Их становилось всё больше и больше, их круг смыкался вокруг нас всё плотнее и плотнее. Мы стояли неподвижно и глядели на них, стараясь угадать, скоро ли они нападут. Почему-то страшно нам не было. По крайней мере мне. Было только слегка тревожно.
- Это Венера. – неожиданно прозвучал у меня в ухе до одурения знакомый голос. – Передаю всем. НЕ СМОТРИТЕ ИМ В ГЛАЗА. Они испускают высокочастотные световые колебания, влияющие на мозг и усыпляющие бдительность. Они гипнотизируют нас. Смотрите им в ноги, на оружие, за их спины… Куда угодно, только не прямо в глаза!
Я торопливо отвёл взгляд от леса. Уж в чём-в чём, а в таких делах на Венеру можно было положиться как ни на кого.
Существа в лесу словно вырастали из-под земли. Похоже, их стало уже полторы сотни. В свете фар уже можно было различить мельчайшие детали их непроницаемо чёрных лёгких скафандров, их шлемы, наглухо закрывающие всю голову, их светящиеся глазные линзы… Внезапно они застыли. Просто встали и молча принялись таращиться на нас. Сдёрнув оружие с предохранителей.
- Не может быть… - прошептал Гнедой.
- Что?
- Это они… - голос Шкафа дрожал. – Генетически модифицированные войска… ГМВ, элитный спецназ Правительства!... Мне казалось, их испытания закончатся лишь через пару лет! ЧТО они здесь делают?!
- Эээ… А почему бы им здесь не быть? – шёпотом спросил я, поглядывая на таинственных врагов. – Не понимаю, чему вы удивлены. Они же охраняют Приют.
- Но ведь… Но ведь Приют создавался с благословения Церкви! Почему тогда его охраняют войска Правительства, а не церковные отряды?! Или Властелину Мира и вправду настолько плевать на это место?!
- Настолько, что он разрешил нам его уничтожить?... – я задумчиво кивнул. – Пожалуй, вы правы. Здесь явно что-то не то. – я снова поглядел на врагов. Существа, стоящие поближе к нам, не спеша расступались, давая кому-то дорогу. – Как вы думаете, коллега, это – конец?
Шкаф помолчал, оценивая обстановку. Даже если наши люди успеют выскочить из БТРов, они тут же будут сожжены. Все до единого.
- Ага… Конец, мой фюрер.
Тот, кого попускали существа, вышел к нам из лесной глуши. Это был высокий и страшно худой человек (я никак не мог отделаться от мысли, что это, возможно, всё-таки люди), одетый в такой же чёрный скафандр, с такими же горящими круглыми стёклами на шлеме. На плечах у него была короткая красная накидка, в руке – невероятных размеров ствол неизвестной конструкции, а на поясе, непонятно зачем, длинный двуручный меч. Он был несколько выше и крупнее всех остальных. Наверное, главный.
- Ваша песенка спета, говнюки. – злорадно проговорило существо. – Вы окружены и сейчас будете мертвы, как распоследние трупы.
- Так убейте нас. – я напрягся, ожидая выстрела с любой стороны. – Чего вы резину-то тянете?
Черты лица под шлемом существа исказились. Похоже, оно расплылось в улыбке.
- Ты кое-что не учёл, молокосос. В отличие от твоей человеческой своры, нам НРАВИТСЯ убивать. Мы убиваем медленно, не торопясь, с чувством и смаком. Нам нравится смотреть, как жизнь уходит из тела наших жертв капля за каплей, и…
- А потом вы скажете, что вы их ещё и пожираете? – зло усмехнулся я.
- Именно. – его ответ заставил меня вздрогнуть. – Ты себе даже не представляешь, сколько народу время от времени пытается освободить кого-нибудь из этих кусков мяса за куполом! Тупые, безмозглые овцы, что те, что другие. Фашисты, коммунисты, сатанисты, некропедозоотаксидермисты… - он мотнул головой. – Каждый месяц – человек двадцать, не меньше. И я ещё не считаю туристов и браконьеров! Они не знают ничего ни о нас, ни друг о друге, и идут сюда снова и снова. Так что едой мы обеспечены вдоволь. Тем более что и нужно нам всего ничего…
Я почувствовал, что меня сейчас вырвет.
- Кстати, я не представился! – существо картинно отдало честь. – Можешь называть меня Командиром. Настоящим именем создатели, к сожалению, меня обделили. А ты, я так понимаю, тот самый знаменитый Адольф Гитлер? Малыш, возомнивший себя великим вождём, и его жалкая свора, возомнившая его тем же? Решил поиграть в войнушку? Доигрался! – прошептал он зловещим шёпотом и схватился за меч. Но тут в его лоб упёрся ствол моего лучемёта.
- Это мы ещё посмотрим, кто тут умрёт. – спокойно сказал я. Умирать было не страшно. Так что можно было попытаться поиграть со смертью.
На секунду Командир опешил, явно не ожидая такого поведения. Но через секунду, взяв себя в руки, он завопил:
- Идиот!!! Мои солдаты обучены убивать! Думаешь, моя смерть их как-то остановит?! Они не пожалеют ни вас, ни меня, стоит мне отдать им приказ!...
- Но ты-то себя ведь пожалеешь, не так ли? – теперь в его висок упирался ещё и пистолет Гнедого. Командир притих. Как нам показалось, окончательно.
То, что произошло затем, произошло всего за две-три секунды. Так быстро, что никто не успел ничего толком сообразить. Что-то большое, круглое, чёрное пронеслось мимо нас и врезалось в строй окруживших нас существ, разметав их в разные стороны. Командир дёрнулся, взмахнул руками, выбивая из наших рук пистолеты, и, подпрыгнув, оттолкнулся от нас ногами и скрылся где-то в глубине леса. Со всех сторон послышались щелчки предохранителей, а рядом со мной оказался Тоттенкопф. Мой верный заместитель был облачён в боевой скафандр, больше напоминавший древние рыцарские доспехи, а в руках у него была громадная булава на длинной стальной цепи. Одним движением руки он послал усаженный шипами шар этой булавы, весивший, наверное, целую тонну, снова в нападавших, расшвыряв нескольких в разные стороны. Тут же в то место, где он был, врезалось несколько смертоносных лучей. Но его там уже не было – он раскидывал окружение в другой стороне позиции. Он двигался так быстро, а его булава летала так стремительно, что в него просто никто не успевал прицелиться. Он был похож на ангела смерти, идеальную машину для убийства.
Я заворожённо смотрел на него, раскрыв рот. А между тем в ушах у меня, да и, наверное, у всех на холме, гремел его ровный, спокойный голос:
- Говорит заместитель Тоттенкопф. Всем выйти из машин и занять позиции. Начинаем контратаку.
Двери БТРов с грохотом распахнулись, и оттуда высыпала наша пехота. Существа, занятые Тоттенкопфом, не заметили этого. И зря – шквальный огонь десятков стволов доделал дело заместителя. Белые и красные лучи переплелись в воздухе, создавая смертельный узор в лесном пространстве. Существа с визгом сгорали, корчась в немыслимых конвульсиях. Ветви леса опалило пламя. Начинался пожар.
Красные глаза гасли в чаще один за другим. Всё было кончено меньше, чем за две минуты.
- ЧТО ты стоишь?! – голос Шкафа вырвал меня из состояния прострации. Я поймал себя на мысли, что действительностью на том же самом месте, где и стоял, когда начался бой. Я словно находился под гипнозом. Голова немного кружилось, словно я только что очнулся от страшного кошмара.
У Гнедого на шлеме было несколько подпалин. Похоже, выстрелы врага едва не задели его. Он тяжело дышал, перезаряжая пистолет. Наши бойцы наспех пилили деревья для баррикад, ставили прожекторы, развёртывали стационарные орудия. Тоттенкопф, волоча за собой свою булаву, не спеша прогуливался по позиции, производя контрольные выстрелы в голову недостаточно мёртвым, по его мнению, врагам.
- Он не человек… - прошептал я.
- Совершенно верно. – кивнул Шкаф.
- Но… КТО он?!...
- Неизвестно. Как я уже говорил, никто не знает, как он появился в Партии. Известно одно – он наш лучший солдат. Лучший из лучших. Он один, вне всяких сомнений, стоит всех партийных армий.
Шкаф кинул на заместителя взгляд.
- Убить его будет трудновато, сынок. Но будь уверен – никто не выживал после выстрела в голову.
На позиции царила суета. Все ждали второго нападения. Это было видно.
- Они нападут ещё раз? – спросил я.
- Нет. – с уверенностью ответил Шкаф. – Они стянут все силы к Приюту и будут ждать нас там. Половина погибнет после залпа «Протубе…» эээ… Кстати, что с нашим танком?! – Гнедой кинулся к «Протуберанцу» и распахнул люк. Но тут же захлопнул его и чуть не скатился на землю.
- Ёть твою мать! – смачно выругался он. – Как же там воняет!
- Что там?!
Он развёл руками.
- Представь себе, мальчик мой, НИЧЕГО. Точнее, НИКОГО. Только несколько лужиц, воняющих так, как в старину не воняло в вокзальных туалетах. А аппаратура цела, по крайней мере если судить по лампочкам. Я в этом ни хрена не смыслю…
- Думаете, это из-за той молнии?
- Вполне возможно. Очевидно, это какой-то новый вид нейтронного оружия. Она убивает только живые организмы, а неорганику не трогает.
- То есть, танк ещё может стрелять?
- Да. Но наводка может быть сбита. Потребуется время, чтобы её наладить. Именно поэтому мы сейчас и готовимся к обороне – пока не произведён залп по куполу, двигаться мы никуда не можем.
- Как думаете, сколько их там, у Приюта?
- Много, малыш. ОЧЕНЬ много. Похоже, что убитые нами твари – только разведотряд. Никак не пойму, что они там так усиленно охраняют… - мне почему-то казалось, что Шкаф чего-то не договаривает. Так, простая интуиция.
- Как мы прорвёмся?
- Легко. – неожиданно из БТРа с прожекторами показалась Венера. Я вздрогнул. – Я разработала особый прожектор, свет которого воздействует на кору головного мозга и подавляет у врага волю к битве. У особо нервных особей может даже наступить нечто вроде полного ступора. Большой прожектор мы установим прямо здесь и направим его на Приют. Никто из наших ни в коем случае не должен смотреть на него. Он будет светить нам в спину. Мой отряд оснащён также и малыми прожекторами, их мы возьмём с собой в атаку. Они будут идти в первых рядах…
- Зачем ты вообще здесь?! – перебил я её.
Она улыбнулась. Чёрт возьми, ну почему она не надела чёртов шлем?!
- Потому что это – НАША идея, Доля. И когда ты эту идею претворяешь в жизнь, я не могу сидеть здесь сложа руки. Я должна быть с тобой. Иначе никак. – она развернулась и направилась к своим.
Я посмотрел ей вслед и обернулся к Гнедому.
- Вы сказали, что я не должен её убивать. Что она нужна нам. Что вы знаете такое, чего не знаю я?
- Она – экстрасенс… - начал Шкаф.
- Это я и без вас знаю! Это знают, по-моему, уже все здесь! Гнедой, ради Бога, хватит играть со мной в прятки! Я имею право знать!
- Знания всегда должны приходить в своё время. – спокойно ответил мне Шкаф. – Это во-первых. Во-вторых, очень может быть, что время для ЭТИХ знаний вообще никогда не придёт. И, наконец, в-третьих… - он на секунду над чем-то задумался. - …я и сам не очень сильно уверен в этих знаниях. – развернувшись ко мне спиной, он тоже куда-то ушёл. Я остался стоять один.
Вокруг меня пара сотен людей бегала туда-сюда, что-то носила, ввинчивала, расставляла… Все были заняты делом. МОИМ делом. Делом, на которое я всех их послал. Делом, которое бы не началось без меня. А мне почему-то сейчас как никогда захотелось перенестись отсюда куда-нибудь подальше. И отдохнуть. Просто отдохнуть. Забыть. Неважно как и неважно где. Главное – не видеть и не слышать больше всего этого. К чёрту.
Я медленно, неохотно приложил палец к кнопке передатчика:
- Говорит фюрер. Мне нужны все, кто разбирается в танках. «Протуберанец» надо наладить в течение получаса. Время пошло!...

- …Два. Один. ОГОНЬ.
Три снопа разноцветного пламени вырвались из трёх стволов танка-великана. Залп был настолько мощным, что «Протуберанец» качнуло и едва не опрокинуло наземь. Лес озарился ярчайшим сиянием.
А где-то там, далеко, в паре километров от нас, купол Приюта, состоящий из чистой энергии, прогнулся, треснул, и внезапно растворился в крошечной чёрной дыре, возникшей в том месте, где с математической точностью сошлись три смертельных луча. И вместе с ним в ней растворился весь передовой рубеж обороны врага.
- Пошли! – заорал я в передатчик. – У нас на всё-про всё полчаса! Вперёд!
Повторять два раза не пришлось. Все бойцы уже давно сидели в БТРах, и по моей команде наша маленькая армия, почти без потерь вышедшая из своей первой схватки, на полной скорости двинулась вперёд. Мы приближались к заветной цели.
За нашими спинами воссияли лучи прожектора Венеры. Она светила на позиции врага, которому, вне всяких сомнений, этот слепящий свет не очень-то нравился. Время от времени «Протуберанец», укрепившийся на холме, давал слабые, неприцельные залпы своими обычными орудиями, выжигая то, что осталось от обороны противника. Венера и Гнедой остались там, позади. А я, с трудом слыша собственный голос из-за рёва двигателей и шипения передатчиков, нёсся вперёд. В атаку.
Несколько лучей разрезало воздух перед нами. Мы вошли в зону поражения их орудий.
- Всем выйти из машин! – рявкнул я, распахивая дверь БТРа и вываливаясь в ночь с винтовкой наперевес. Впрочем, ночи уже не было. Вокруг было всё в огне. По нам палили, и притом очень интенсивно. Наши бойцы один за другим выпрыгивали из транспорта и тут же занимали позицию за каким-нибудь пеньком. Самих врагов было почти не видно в тёмных зарослях – только еле различимые субтильные силуэты да красные глаза. Они метались то туда, то сюда, то приближаясь, то отдаляясь. Они палили в нас, а мы отвечали им. Воздух превратился в мешанину пуль и лучей.
Тоттенкопф появился последним. Он вылетел из БТРа так, как будто его выбросили в лес из катапульты. Раскручивая в воздухе свою булаву, едва не попадая в своих же бойцов, он скрылся в гуще противников.
- Мой фюрер, возьмите левый фланг и центр. – сказал он мне в передатчик. – Я разберусь с угрозой справа.
Огонька с той стороны заметно поубавилось. Но сильно хорошо от этого не стало. Враги не прекращали палить. Из-за плотного обстрела мы не могли пройти вперёд ни на метр. Время уходило.
- Применим психопрожекторы! – скомандовал кто-то. – Всем отвернуться!!!
Я торопливо закрыл глаза, но даже сквозь зажмуренные веки и стёкла шлема почувствовал свет, испускаемый солдатами Венеры. Он не был слишком ярким. Но от него становилось не по себе. Хотелось плакать и бежать без оглядки. Канонада в лесу стала медленно смолкать. Похоже, враги чувствовали то же самое.
- Они отступают! Продвигаемся! Продвигаемся!!!
Стараясь не отстать от прикрывающих нас БТРов, мы двинулись вперёд.
- Почему мы не палим из танков?! – крикнул я, вспомнив наконец про два небольших танка, которые всё это время исправно ехали с нами.
- Не можем! Это же лес! Слишком маленькие расстояния! Мы надеялись осаждать ими Приют, если надо будет! Там, по идее, деревьев почти нет – пространства больше!...
- Идиоты! – заорал я. – Нам нужно прорваться любой ценой! Нахера мы их брали, если мы ими не пользуемся?! Пустить их вперёд! Выжечь всё! – я скрипнул зубами от ярости.
- Есть, вождь! – и мы стали торопливо перегруппировываться. Солдаты с прожекторами двигались чуть впереди нас, поливая окрестности светом. Никто не осмеливался смотреть на него. Враги не показывались.
Внезапно один из солдат, шедших чуть впереди, развернулся и наставил на меня свой ствол. Не успел я вздрогнуть, как на него обрушилась шипастая булава, оставив от него лишь лепёшку.
- Осторожней, вождь. – прозвучало у меня в ухе. – Не забывайте про крыс.
- Зарин… - прошипел я и торопливо огляделся. Солдаты были похожи один на другого, как две капли воды. Гнедой предупредил меня, что отряд хранителя будет прикрывать нас сзади. Значит, надо…
Что именно надо, я додумать не успел. Чья-то худая фигура, вооружённая двуручным мечом, вынырнула из леса прямо перед носом у солдат и несколькими молниеносными движениями погасила свет спасительных прожекторов. А затем исчезла так быстро, что ни один выстрел даже не задел её.
- Это был Командир! – крикнул я. – Всем быть начеку! Сейчас они атакуют снова!
- Фюрер, мы видим несколько десятков целей прямо по курсу и справа. Они приближаются. Возможно, у них тяжёлые орудия.
- Дайте туда залп танками.
- Есть.
Колонна снова встала. Башни танков со скрежетом повернулись, и ослепительные лучи ударили в лесную чащу. Она вспыхнула, деревья упали словно спички. Нас опалило горячим воздухом и сбило с ног. У кого-то оплавились наружные слои скафандра.
- Больше мы палить не будем! СЛИШКОМ БЛИЗКО! – зазвучало у меня в ухе. Я провёл рукой по скафандру. На перчатке остался липкий след.
- Враги ещё там?
- Издеваетесь, вождь? От них даже молекул не осталось!
- Тогда вперёд!
Мы двинулись дальше. Снова удар булавы заместителя сшиб кого-то за моей спиной. Из лесу время от времени вырывались редкие лучи, но тут же стихали. Враги не спешили нападать. Они куда-то нас заманивали.
- До Приюта – двести метров, вождь! Чёрная дыра ещё не закрылась! Опасно подводить к ней войска! Предлагаю обойти с юга!
- Принимаю. Обходим с юга.
Колонна стала разворачиваться. Сквозь ветви впереди пробивался свет адского пламени. Мне страшно было представить, что творилось с того края Приюта, куда угодил залп «Протуберанца». По идее, там не должно было остаться никого.
Мы двигались по лесу, который, казалось, совершенно умер. Не было видно ни одного врага. Словно затишье перед бурей. Это было всё больше и больше похоже на западню.
Внезапно первый танк в колонне разорвало на куски. Затем – второй. Осколки врезались в скафандры, нас снова сшибло с ног.
- Вперёд! – закричал я. – Уходим от БТРов!
Мы оставили машины и кинулись в чащу леса. Туда, где должен был быть Приют. Я плохо представлял себе, как мы взломаем стену без танков, но отступать нам было нельзя. Да мы и не могли – смертоносные лучи заполнили воздух за нашей спиной. Машины погибли все до единой. Убитые солдаты падали один за другим. Из леса вылетело несколько ракет, и ещё десяток людей взлетел на воздух. Впереди затрещал бронебойный пулемёт. Мы торопливо укрылись за деревьями и приготовились отстреливаться.
- Наших почти не осталось!... – прерываемый помехами, ворвался в моё сознание чей-то голос. Я огляделся. Рядом со мной было не больше двадцати человек – покорёженных, измождённых, почти без боеприпасов. Заместителя нигде не было видно. Всё как никогда было похоже на конец.
Секундное затишье сменилось ещё более яростным обстрелом. Пули рвали лес на куски, лучи тяжёлых лазеров перепиливали стволы, а вместе с ними и тела солдат, скрывшихся за ними. Они умирали один за другим. Сука-судьба каким-то чудом отводила от меня выстрел за выстрелом, залп за залпом. Думаю, даже если бы я полез сам в тот ад, что царил вокруг, я точно выжил бы. Но лезть туда!... Я зарылся в траву и до боли в пальцах сжал свою винтовку.
Об мой шлем что-то тихо стукнулось. Я обернулся и увидел, что ко мне подползает нечто, когда-то бывшее одним из моих солдат. Вместо лица – мешанина из костей и крови. Нет обеих ног и чуть ли не половины тела. В руке – пистолет. Нечто уже не чувствовало никакой боли. Оно уже было мертво.
- Ты… сука… нас во всё это… втянул… - выдавило оно остатками своего рта и, так и не успев нажать на курок направленного на меня пистолета, испустило дух. Я остался один. Совершенно один под стрёкотом пуль, шипением лазеров и хрипом взрывов. Я вжался в землю так, как только мог. Словно хотел слиться с ней. Страх парализовал меня. Страх, ненависть, отвращение. Всё смешалось у меня в душе. Очень хотелось умереть побыстрее. Но смерть не шла. Пару раз мне казалось, что в тени ветвей я видел её. Она ходила вокруг меня, но забирать почему-то не хотела. А враги всё палили и палили в лес с обеих сторон, словно желая убедиться, что все и вправду мертвы. Все и так были мертвы. Я уже зачислил себя в штат покойников.
А потом стало тихо. Совсем тихо. Выстрелы смолкли, взрывы заглохли. Как будто враги одержали победу и скрылись, подобно привидениям. Я всё ещё боялся даже дыхнуть. Чуть-чуть приподняв из травы голову, я огляделся. Ко мне приближались две пары красных глаз. Я сжал винтовку покрепче. Как только они подошли на достаточно близкое расстояние, я разнёс голову одному из существ. Второй схватился за ствол, но его ждала та же участь. К счастью, уроки Тоттенкопфа не попали даром.
Больше нигде неприятеля не было видно. Только лес, догорающий после жаркой ночи, безмолвно нависал надо мой и над тем, что осталось от моего отряда. Я мотнул головой, прогоняя от себя назойливые, неуместные мысли. Огляделся. У одного из трупов на рюкзаке была какая-то нашивка, по которой можно было догадаться, что внутри – взрывчатка. Авось повезёт?... Я прихватил рюкзак с собой, проверил винтовку и пошёл вперёд. Один. Они наверняка окружили здесь всё. Мне по-любому отсюда не выйти. Так что лучше уж я попробую один закончить начатое дело. Странно, но страх мало-помалу куда-то уходил. Я настолько свыкся с мыслью, что уже мёртв, что стал ощущать себя чем-то вроде зомби. У которого нет ни чувств, ни эмоций. Есть только тупая Цель. И он к этой цели идёт.
На таймере оставалось всего десять минут. Прошло меньше получаса с тех пор, как был сделан залп. И за эти двадцать минут погибли две сотни бойцов, если не больше. Как переменчива судьба. Как непредсказуема война.
Прячась за деревьями, стараясь производить минимум шума, я пробрался к опушке леса. Пятьдесят метров пустого пространства отделяли меня от стены Приюта. По этому пространству бродили враги с пушками наперевес. Двое. Их шлемы были сняты и валялись где-то поодаль, а их глаза сверкали красным в неверном свете горящих окон. Я не видел их лиц. Но почему-то знал, что это и к лучшему. Каждый из них держал в руках кусок мяса и с аппетитом откусывал от него. Их довольное урчание переворачивало мой желудок вверх тормашками. Хорошо, что перед атакой я мало поел.
И тут они заметили меня. Я не знаю, как. Но они резко обернулись и пошли по направлению ко мне. Страх парализовал меня снова. Я даже позабыл, что у меня в руках винтовка. Позабыл всего на несколько секунд. Но этих секунд им хватило, чтобы поднять свои пушки, передёрнуть затворы и… умереть. Булава Тоттенкопфа, пролетев над моей головой, расплющила их, словно слизней.
- Время не ждёт, вождь.
Я ахнул. То ли от страха, то ли от радости. То ли ещё от чего-нибудь. Между тем таймер тревожно пискнул. Одна минута. Воздух начинал рябить и мутнеть. Купол готовился снова накрыть Приют. Я оглядел прихваченный рюкзак. Всего одна кнопка. Молодцы, не стали чересчур усложнять управление. Нажав кнопку, я кинул рюкзак к стене. И через пару секунд увидел взрыв. В стене образовалась внушительная дыра. Я ринулся туда, но вдруг наткнулся на какую-то преграду в воздухе. Он стал таким густым, каким бывает разве что расплавленный цемент. В нечеловеческом напряжении я продирался через него к спасительной дыре. Скафандр трещал по швам. Стекло шлема покрылось трещинами. Купол почти включился снова. Ещё несколько секунд – и я останусь внутри него навсегда… И вдруг меня отпустило. Я вывалился на ту сторону. Всё было позади. Почти.

 Отправлено: 26.09.06 23:53. Заголовок: Re:

Широкий коридор с огромными окнами. Через окна льётся лунный свет. Такой волшебный, необычный свет, что всё вокруг кажется живым. Сделанным из живого, почти что разумного серебра. Такого же, как и этот свет.
Я снова был в Приюте. Снова был в том месте, где меня создали и где меня планировали держать ещё много-много лет. До самой казни. Казни за преступления, которые я не совершал…
Хотя о чём я говорю?... Господи! Похоже, именно сейчас я начал совершать свои преступления! Несколько минут назад погибли последние солдаты из отряда, что я собственноручно послал на смерть. Двести с чем-то человек. Венера и Гнедой, возможно, тоже. Выживет ли Тоттенкопф? Сумеет ли он выбраться из леса, всё ещё кишащего охраной врага? Или, может быть, он всё ещё где-то здесь? Проник следом за мной сквозь срастающийся купол и сейчас готовится в нужный момент снова спасти мне жизнь? Я чувствовал его присутствие каким-то необъяснимым чутьём. Чувствовал, что только с ним я могу быть в безопасности.
Я огляделся. Мой бывший дом встретил меня гробовой тишиной. Непохоже, очень непохоже на то, что здесь кто-то вообще есть. Я медленно шёл по совершенно пустым коридорам, заглядывал в распахнутые комнаты, тоже совершенно пустые. Ни души. Ни одного знакомого звука. Даже свет не горит…
…После долгих поисков я нашёл наконец свою бывшую комнату. Как странно – там всё было точно так, как я оставил. Словно после моего бегства прошли не двое суток, а всего-навсего пара часов. Только пыль на столе указывала на обратное.
- Что здесь творится, чёрт?!... – прошипел я.
…Последний этаж. Здесь располагались кабинеты преподавателей. Тоже пустые, как и следовало ожидать. Неужели все эвакуировались? Так быстро? Неужели кто-то их предупредил?!... Тогда получается, что наша миссия изначально была бессмысленна! Медленно, очень медленно до меня стала доходить эта неприятная истина. И чем больше она до меня доходила, тем отвратительнее, мерзопакостнее она становилась.
Я ЗРЯ УБИЛ ИХ. Зря отправил их на смерть. В сущности, я и сам сейчас занимаюсь непойми чем. Что я здесь делаю? Кого ищу? Здесь давно уже никого нет. Возможно, с того самого момента, как я сбежал.
И вдруг кое-что заставило меня похолодеть. Я пока ничего не видел и не слышал. Но это витало в воздухе. Предчувствие. Предчувствие страха и опасности. Словно сейчас я увижу привидение. И я действительно увидел привидение. Самый страшный и отвратительный из призраков моего прошлого. Тётю Падлу.
Анна Никадимовна шла ко мне по коридору. Скрежет её конечностей разносился по корпусу. Запах старой, истлевающей кожи врезался мне в нос. Единственный человеческий глаз, мутный, словно у вытащенной на берег рыбины, не мигая глядел на моё оружие. В руке у неё был пистолет.
- Опустите ваше оружие, товарищ Гитлер. – разнёсся приятный женский голос из динамиков на стенах. Губы директора не шевелились. – В кого вы намерены стрелять? В жалкого, беззащитного инвалида, такой же жертвы клонирования, как и вы сам? Или, может быть, в добрых учителей, что воспитывали вас, словно собственное дитя? – она попыталась улыбнуться. Вместо этого рот её исказился в мерзкой инсультной гримасе. Я приподнял винтовку повыше.
- Где все?
Она картинно развела руками.
- Эвакуированы. Практически сразу же после вашего исчезновения. Думаю, вы должны были понимать – в связи с этим событием в жизни Приюта многое изменилось. Мы больше не могли держать их здесь.
- Эвакуированы? Куда?!
Она помолчала. Точнее, динамики на пару секунд заглохли.
- Их поместили в детские дома, товарищ Гитлер. В скором времени им подыщут новых родителей, куда более лучших, нежели мы…
Я опешил.
- То есть, суда не будет?!
- Его и не должно было быть. – услышал я в ответ. Да что же это?! Я всё больше и больше запутывался.
- А что вы-то сами здесь делаете?! Почему все ушли, а вы остались?!
- Вам это может показаться странным, но я ждала ВАС. Ждала, чтобы извиниться. Извиниться за прошлое… и за будущее.
- Что вы имеете в виду?!
Сзади меня послышался скрип двери. Обернувшись, я увидел, как из неё медленно, словно в замедленном кадре фильма, выходил Командир. Его обнажённый меч длиной в два-три моих роста сверкал в свете луны. Чёрный костюм был заляпан кровью.
- К сожалению, гадёныш, она имеет в виду, что ты – покойник.
- Прости меня, малыш… - в голосе тёти Падлы позвучало нечто, чего я никогда бы не ожидал от неё услышать. – У меня не было выбора…
- Да заткнись уже, членистоногая мразь! – Командир приплясывал от нетерпения. – План есть план, к чему тут теперь сантименты?
Я перевёл взгляд то на одного, то на другого. О чём они говорят? Да хотя какая разница, я всё равно уже труп. Лучше бы меня тогда, в лесу пристрелили…
- Прошу вас… - тётя Падла, казалось, умоляла. – Оставьте его жить! – я подавился собственным воздухом от изумления. Да что тут происходит, в конце концов?! – На моих руках и так много крови! Я не могу…
- Можешь. – спокойно ответил Командир и, размахнувшись, собрался перерубить меня пополам. Я зажмурился, приготовившись умирать. Но я не умер. Дверь в ближнем конце коридора с грохотом слетела с петель, и тяжёлая булава, пролетев мимо чудом успевшего отскочить Командира, откинула Анну Никадимовну прочь, выбив пистолет из её руки. А следом за булавой в коридоре оказался Тоттенкопф.
- Фюрер, бегите. Я его задержу. – и он, размахнувшись, собрался пришлёпнуть Командира булавой, но тот ловко увернулся и попытался достать заместителя мечом. Тоттенкопф схватил его за руку и вывернул её. Та хрустнула, но меч существо не выпустило. Свободой рукой оно схватило заместителя за горло и принялось душить. Они упали на пол, сцепившись, словно дикие звери.
- Я сказал – БЕГИТЕ!!! – рявкнул Тоттенкопф так злобно, что я развернулся и побежал прочь. Но у двери лифта притормозил. Там лежала тётя Падла, смятая ударом булавы. Контейнер с её внутренними органами раскололся, и кровавая жижа медленно вытекала из него.
- Как можно выбраться из Приюта? – спросил я, наклонившись над ней. – Вы знаете другие ходы, кроме этого?
Она кивнула.
- Лифт… Тот самый, на котором вы бежали в первый раз… Есть другое, секретное ответвление тоннеля… Маленькая дверца, незаметная в тени с первого взгляда… Она ведёт… КХЕ!... она ведёт за много километров оттуда, в лес. – она закашлялась. – Возможно, вас там будут ждать. Идите с ними.
- ЧТО?!...
- Иди… - она крепко сжала мою руку. Впервые в жизни, пожалуй, я не чувствовал к ней отвращения. – Иди… - и вдруг динамики заглохли. Что-то отключилось в мозгу у директора. Она открыла рот… медленно, словно, парализованный… и из её горла вырвался хриплый, странный, булькающий голос. Голос мёртвого человека, по чьей-то нелепой прихоти возвращённого к жизни. – Прости меня… прости… всех нас… - и она закрыла глаза. Точнее, свой единственный глаз.
Я ещё раз обернулся назад. Тоттенкопф и Командир уже успели подняться на ноги и подобрать своё оружие. Тощий мутант пытался достать заместителя своим длинным мечом, а тот крошил на куски стены своей булавой. Не дожидаясь того, кто победит, я вскочил в лифт…
…Потолок Хрустального Зала лопнул. Очевидно, из-за чёрной дыры. Это была самая высокая точка Приюта, отсюда можно было видеть всё, что происходит снаружи. Я на секунду окинул взглядом окна. Ничего не видно, кроме купола. Только в одном месте через плотные слои энергии пробивается какой-то слабый свет. Очевидно, горят леса или всё ещё работает прожектор Венеры. Оттуда мы начали наступать. Я отвернулся и вскочил в кабину спасительного лифта. Она была открыта. Очевидно, и Та Самая Дверь будет открыта тоже. Иначе бы тётя Падла меня предупредила… Странно. С какого момента я стал думать о ней как о союзнике? Или я настолько привык к тому, что меня всё время хотят пришлёпнуть, что простая просьба сохранить мне жизнь может сделать человека моим другом?...
Пока я бежал по тёмному тоннелю, кажущемуся бесконечным; пока искал в стене почти невидимую дверь и бежал по ещё более тёмному и длинному тоннелю, стягивая на ходу обгоревший скафандр; пока бежал, бежал, бежал много километров в темноте, я не думал ни о чём. Я был просто рад, что я выжил. Я был опустошён, и не хотелось думать ни о чём. Только бы оказаться наверху. Только бы глотнуть воздуха! Только бы не видеть больше крови!!!...
Я вышел на поверхность неожиданно. Свет, воздух, лес ударили мне в голову внезапно, словно молния. Я повалился в траву, как подкошенный. Сквозь пелену, начавшую застилать глаза, я увидел огни подлетающего вертолёта, услышал шум, топот ног, крики каких-то людей… А затем я не видел больше ничего.

- Он приходит в себя!
- Внимание, пациент пришёл в себя! Сестра, пульс?
- В норме.
- Давление?
- В норме.
- Дыхание?...
Я медленно, с трудом открыл глаза. Помещение, в котором я лежал, напоминало простенькую и ухоженную больничную палату. А, возможно, непосредственно ею и являлось. Всё было белым и очень-очень чистым – занавески, паркет на полу, простыни на моей кровати, халаты на плечах докторов… Через небольшое окно, напротив которого я лежал, пробивался свет утреннего солнца. На подоконнике стояла вазочка со свежими полевыми цветами. А на тумбочке возле кровати – тарелочка с аппетитными бубликами.
Впору было прослезиться от умиления. Что я в первую секунду чуть не сделал. Но вовремя опомнился и задал доктору (как мне показалось, старшему) единственно логичный в данной ситуации вопрос:
- Где я?
Доктор не ответил. Пугливо вздрогнув, он быстро покинул палату. Другие доктора (их было двое – мужчина и женщина) спешно последовали за ним. Медсестра, выходящая последней, только успела бросить мне через плечо «Лежите спокойно…», а затем тоже скрылась в дверях.
Лежать спокойно?... Секунды три подумав и найдя эту просьбу малоприоритетной, я кое-как встал с койки. Ноги почти не слушались меня – очевидно, сказалось сильнейшее переутомление. Кровавые картины прошедшей ночи всё ещё стояли у меня перед глазами. Несколько шагов я сделал, держась за стеночки, но потом более-менее уверенно поковылял к двери. За ней оказался длинный коридор с такими же дверями, как эта, и с большущим круглым окном в противоположной его части. Похоже, я оказался в какой-то больнице. Это подтверждали и номера на дверях. Моя дверь была понумерована как «Палата №1».
Внезапно откуда ни возьмись появился этот доктор:
- Вы с ума сошли, больной! Вам надо лежать! – он схватил меня за руки и, подавив моё незначительное сопротивление, снова отвёл в палату и уложил в постель. Только теперь ещё и ремнями пристегнул.
- Где я, чёрт возьми?! – заорал я на него. – Кто вы все такие?!
Доктор не ответил, снова исчезнув в дверях коридора. Я тяжело вздохнул и попытался набраться терпения. Если меня ещё до сих пор не убили, то, скорее всего, делать этого и не собираются. Стало быть, есть маленький шанс, что сейчас кто-нибудь придёт и возжелает наконец-то объяснить мне, что происходит в этом драном мире такого, чего я упорно не могу понять.
Тут только я обратил внимание на пейзаж за окном. Там не было никаких небоскрёбов, никаких визжащих летающих машин… Словно я находился не в Городе. Или находился в какой-то другой его части, непохожей на все остальные. Если такое вообще возможно.
Дверь тихо скрипнула. Я обернулся и увидел старичка лет шестидесяти, в строгом сером костюме и с какими-то орденами на груди. У него было очень доброе лицо и чуткие, ласковые глаза. Он окинул меня взглядом этих глаз, нежно, по-отечески улыбнулся и присел на стульчик рядом с моей кроватью.
А вслед за ним в палату вошёл Командир.
- НЕТ! – я рванулся, но прочные ремни держали меня мёртвой хваткой. Ни старичок, ни мутант не шевельнулись. Похоже, жить мне и вправду предстоит долго.
Старик положил мне руку на голову и погладил по волосам.
- Успокойтесь, прошу вас. Вам вредно волноваться…
- Что здесь ЭТО делает?! – я кивнул на Командира.
- Это наш человек. Он не причинит вам вреда.
- ВАШ ЧЕЛОВЕК?! – мои глаза расширились от ужаса. – Так значит, я в плену?!
Старик поглядел на Командира, что-то ему шепнул, и тот покинул наконец палату. Я почувствовал себя спокойней, но дрожать не перестал.
- Где я? Что вы собираетесь со мной делать?!
- Я вижу, вопросов у вас много, юный инкар. Это хорошо. Сейчас я попытаюсь ответить на них. Только прошу вас – слушайте и не перебивайте.
Я кивнул. Старик расположился поудобнее и погладил свою орденоносную грудь:
- Моё имя – Томас Рендалл. Я являюсь заместителем Генерального Секретаря Организации Объединённых Наций, более известной сейчас как Правительство Земли. Кроме того, я также исполняю функции министра иностранных дел США, где вы, собственно, сейчас и находитесь.
Я кинул ещё один взгляд в окно. К сожалению, ничего кроме неба видеть я не мог. Рендалл между тем продолжал:
- По совместительству, мой юный друг, я занимаю также очень видный пост в одном секретном сообществе, которое мы именуем Инициативной Группой. В неё входят очень влиятельные господа, большинство – также члены Правительства. Цель, которую поставила перед собой данная организация – полная и безоговорочная отмена клонирования.
- Что?
- Именно то, что вы слышали, юноша. Инициативная Группа была создана сорок четыре года назад, когда всем стало окончательно ясно, какую огромную роль стала играть Клонаторская Церковь в жизни общества. Планета стала превращаться в одно большое царство тирании, жестокости и лжи. Лжи, которой не было предела, и в ближайшем будущем не предвидится.
Он замолчал. Я кивнул головой, прося его продолжать дальше.
- Глава Церкви и его сподвижники смогли за короткое время добиться того, что большая часть Правительства оказалась состоящей из клонов-инкаров, глубоких приверженцев новой конфессии. Так Властелин Мира и стал Властелином Мира, самым богатым и могущественным бизнесменом в истории.
- Бизнесменом?
- Если до вас ещё не успело дойти, Клонторская Церковь – это скорее не религия, а очень прибыльный вид бизнеса. Прибыльный потому, что торгуют здесь вещами, важнейшими для любого человека на Земле – телами и душами. Церковь владеет всеми клонаторскими клиниками мира, имеет монополию на погребение умерших клонов. Миллиарды верующих искренне считают, будто бы без взмаха посоха священника они не отправятся ни в рай, ни в ад. Поэтому перед священниками пресмыкаются, им поклоняются практически наравне с Господом Богом. Любая прихоть Церкви или отдельно взятых её представителей – закон для тех, в кого они якобы вселили душу…
- Это я и без вас знаю. Вы обещали мне ответы на вопросы, на которые у меня ответов нет.
- Ах да, извините. Я всё время забываю о ваших способностях. На чём я там остановился?... Ах да. Америка долгое время оставалась единственной страной, не поддерживающей клонирование во всех его проявлениях. Вместо этого мы развивали другие области медицины и вскоре могли похвастаться самой высокой рождаемостью и самым долгим сроком жизни наших граждан. Кроме того, по причине того что у нас не было клонов, не было у нас и Церкви. Властелин Мира просто не имел возможности нас контролировать. Поэтому вполне логично, что идея Инициативной Группы зародилсь именно здесь. Именно в стенах этого здания.
- Не ИМЕЛ… Вы говорите в прошедшем времени. Почему?
- Вы очень хорошо соображаете. Дело в том, что сейчас Клонаторская Церковь готовится объявить Америку страной еретиков. Им нужен только предлог для того, чтобы ввести сюда войска и уничтожить всё, что не преклонит перед ними колени. Возможно, раскрытие Группы и станет подобным предлогом.
- Но ведь Группа тайная…
- БЫЛА. Но один из наших низших сотрудников попался им на глаза и много чего рассказал. Практически всё, что знал. К счастью, он не знал практически ничего. Но это дало Клонаторам зацепку, и теперь им нужно лишь время, чтобы докопаться до истины. Этого сотрудника звали Афанасий Гнедой.
- Гнедой?!
- Вы его знали?
- Ну да, он был в моей Партии… Командовал войсками… Его брат присоединился к нам потом…
- Значит, разведданные не лгали. – вздохнул министр. – Знаете, мы использовали Гнедого как информатора – в этом была необходимость на одном из этапов. Что за необходимость, объясню через минуту. Но он ухитрился копнуть глубже, чем позволяла лопата, и, возможно, докопался почти до самой сути проекта, в котором участвовал…
- Что за проект? И почему именно в моей партии вы завели информатора?!... – я начинал медленно понимать. – Это ведь как-то связано с моим освобождением, да?
- Почти. Знаете ли вы, что уже много-много лет никто не видел теперешнего Властелина Мира, отца Понтиуса, в лицо?
- Нет, не знаю.
- Теперь знаете. Никто не видел его практически НИКОГДА, начиная с самого момента его вступления в должность. Кроме разве что самого-самого узкого круга посвящённых. Буквально двух-трёх человек…
- И дальше что?
- Думаю, для вас не станет откровением, что смерть Властелина Мира могла бы как ничто другое подорвать устои Цекви. В сущности, этого ведь добиваетесь и вы сами… Но подобраться к нему и убить его невозможно – он практически никогда не выходит из своей кельи, которая находится в сердце Храма Смерти и Возрождения, главной цитадели Церкви. Храм хорошо укреплён, и охраняют его лучшие церковные войска. В общем, обычными способами к нему не пробиться. И тогда мы решили использовать необычные.
- Что вы имеете в виду?
- Мы решили вывести киллера, который мог бы пробраться в Храм в одиночку. Он должен был быть фантастически силён, чертовски ловок, нечеловечески умён и терпелив. Было две попытки создать такого. Первая провалилась, убийца сбежал и исчез непойми куда. Вторая почти удалась, но мы недооценили силу вражеской обороны. Киллер чудом вернулся живым, принеся ценнейшие разведданные.
- Вы… вы говорили сейчас о Тоттенкопфе и Командире?
- Вы поражаете меня своей догадливостью… Итак, попытки прорваться силой провалились, и мы решили использовать хитрость. Надеюсь, сейчас вы тоже понимаете, к чему я клоню?
- К сожалению, пока нет.
- Я поясню. Было принято решение создать убийцу нового типа. Киллера, обладающего способностями экстрасенса. Киллера, способного убить жертву на расстоянии. – он замолчал.
- Я всё ещё не вполне понимаю… Дальше, прошу вас!
- После первых двух случаев мы привлекли к себе излишнее внимание Церкви. И поэтому нам надо было пойти на уловку. Мы разработали проект-прикрытие, который позволил бы нам беспрепятственно создать клона-киллера с нужными нам способностями и контролировать его развитие ежедневно, не опасаясь расправы Церкви. И мы создали Приют.
- ПРИЮТ?!
- Да. Генетический материал для создания клона мы уже нашли. Это была малолетняя террористка, уничтожившая в своё время несколько сотен детей по всему миру путём создания интернет-сайта со смертельными визуальными эффектами. Она знала о мозге и сознании то, чего не знали обычные люди, и её способности с возрастом должны были только возрастать. К тридцати годам мы получили бы полноценного телепата, одним усилием мысли повергающего наземь целые армии…
- Значит, Венера – киллер?!
- Самый совершенный киллер в истории человечества! – гордо отчеканил министр. – И чтобы скрыть этого киллера, мы вынуждены были создать целую серию клонов преступников и злодеев, поместить их в особый питомник и растить вместе с осовным объектом, ничем его средь них не выделяя. На определённом этапе киллера предполагалось вывезти и спрятать, списав это на терракт, чьё-то предательство или посто досадную случайность…
- Но всё сорвалось, не так ли?
- Именно. Всё сорвалось, когда ваша Партия решила освободить вас. Мы узнали об этом по чистой случайности и сразу же постарались найти иформатора. Им оказался Гнедой. Но вовсе не тот Гнедой, какой был нам нужен. Из-за того, что они были тёзками и однофамильцами, мы всё к чертям перепутали. А потом было уже поздно. Вас освободили. И киллера, по досадной случайности, освободили с вами вместе.
- А почему вы не попытались выкрасть Венеру или что-то типа того?
- Слишком рискованно. Нельзя было привлекать внимание такими операциями. Нельзя было дать понять Церкви, насколько важен для нас этот клон. Тем более к тому времени мы уже примерно знали о вашем намерении уничтожить Приют и решили ждать вас там.
Я закрыл глаза.
- Сволочи… Вы учинили всю эту резню… Вы убили двести человек ради… ради…
- Ради спасения миллиардов, хочу напомнить. После гибели Церкви все клоны получат те же права, что и Перворождённые. Включая и не-инкаров. Согласитесь, игра стоит свеч.
- Я понимаю. Конечно. Точнее – нет, я ни хрена не понимаю и понимать не хочу. Потому что я всё-таки человек, а не какая-то бездушная машина вроде вас, сраных политиков. – я сплюнул на подушку. – Так значит, Венера у вас?
- Увы, нет. – развёл руками министр. – Она сейчас у Властелина Мира.
- КАК?! – я подскочил, но ремни сдержали меня.
- Мы сами ломаем голову над тем, как это получилось. Но наша разведка сообщила нам, что киллер сейчас в руках Клонаторов. Её держат в Храме и готовятся детально и всесторонне изучить. – он улыбнулся. – Они принимают все меры предосторожности. Её боятся как самого дьявола.
Я снова рванулся.
- Её нужно немедленно освободить! Они убьют её!!!
- Именно поэтому вы здесь, юный вождь. Мы хотели просить вас и вашу армию поддержать наше наступление на Храм.
- И это после того, как вы чуть меня не убили там, в лесу?
- Вы уже не маленький, и должны понимать, что человеком всегда движет какая-то цель. В данном случае наша цель – Храм. А вы – средство для её достижения. Не стоит заблуждаться на сей счёт. Но не стоит думать также, что мы – только лишь непроходимые подлецы и злодеи. После наступления – неважно, успешным оно будет или нет – мы сохраним вам жизнь и спрячем где-нибудь. Никто никогда не узнает, каким путём вы пришли в этот мир. Но если вы откажетесь сейчас, мы убьём вас. Кроме того, погибнет Венера. А с ней – последний шанс человечества обрести свободу. Гнедой тоже у них. Говорят, он почти раскололся. Существование Группы как таковое – уже не новость для Клонаторов. Остались только имена. А как только у них будут имена – Группы не будет. И начнётся война, и Америку утопят в крови. И мир навсегда станет царством клонов. Вам нужно это, господин Гитлер?
Я вспомнил Венеру. Вспомнил её глаза, её улыбку… Ту таинственную, необъяснимую энергию, исходящую от неё. Эти чувства, старые как мир, никогда нельзя будет просто взять и описать словами. И понимать их природу, а тем более бороться с ними – тоже очень нелепо и бессмысленно. Нет, в мире должен существовать хотя бы один человек, ради которого стоит всё поставить на карту. Каким бы этот человек ни был.
А ещё мне вдруг чертовски не захотелось умирать. По крайней мере, прямо сейчас.
- Нападение на Храм… - проговорил я задумчиво. – Вы полагаете, это возможно?
- Мы знаем численность вашей армии. Больше неё – только армия Правительства. Но она далеко не вся под контролем Группы. Реально нам подчиняются только войска ГМВ. И всё равно, вместе – это страшная сила. Если наше наступление удастся, Церковь падёт. А если не удастся – мы только ускорим и так неизбежный конец. Поймите, Венеру НУЖНО освободить! Это нужно для всего человечества!... И для вас – тоже.
Я кивнул. Что мне ещё оставалось делать? Наверное, это судьба.
- Развяжите меня. Я согласен.

Мы стояли перед дверью, ведущей в зал заседаний. Казалось, что с того момента, когда я был здесь в последний раз, прошла целая вечность. Все уже были там. Все без исключения – так я приказал. Зал ломился, не было ни единого свободного метра, где можно было бы сесть или встать. Нехватка кислорода ощущалась даже отсюда. Те, кто не попал в зал по каким-либо причинам, должны были смотреть заседание на специальных экранах в десяти залах поменьше. Мне непременно нужно было, чтобы о моём решении знали абсолютно все.
В коридоре нас было двое. Я и Командир. Более странной пары и представить себе было сложно. Тоттенкопф ещё не видел нас вместе. И это было пока к лучшему.
- Он выжил, не беспокойся об этом. – говорил мне лидер ГМВ своим мерзким гнусавым голосом. – Только солидно попортил мне шкуру. Мы условились, что в следующий раз наша встреча будет точно последней. Впрочем, ради общего дела я попробую подержать себя в руках… Правда, не гарантирую, что это будет долго – очень уж хочется его раскромсать…
- Одного я в толк не возьму… - проговорил я. – Зачем тётя Падла… я имею в виду Анну Никадимовну… зачем она осталась одна в пустом Приюте? Она сказала, что ждала меня. Но неужели она могла предвидеть, что я вообще смогу добраться до неё живым?
Командир пожал плечами.
- Скорее всего, могла. Она всю жизнь относилсь к вам как к детям. К собственным детям, которых у неё не было и быть не могло. Можешь себе представить, каких трудов стоило ей согласиться на приказ об уничтожении всех обитателей Приюта?...
У меня перехватило дыхание.
- К сожалению, парень, тебе жестоко соврали. План эвакуации клонов из Приюта действительно поступал к нам. Но Церковь решила по-иному, и все они были уничтожены. Сожжены заживо, а пепел развеян. Так, просто на всякий случай. Она была против, но сделать ничего не могла. Слишком уж боялась за свою шкуру, старая ведьма.
Я всё ещё не мог вымолвить ни слова.
- Ты думаешь, мы все здесь сволочи, не так ли? Знаешь, а ты совершенно прав. Они – полнейшие старые мрази, погрязшие в политике и заговорах, а я – генетический мутант, запрограммированный на убийства, пожирающий человечье мясо и кайфующий от предсмертных криков своих жертв. А ты – точная копия одного из самых жутких мясников в истории Вселенной, переплюнуть которого, пожалуй, смог лишь только Властелин Мира. Мы все здесь словно персонажи какого-то ужасного шоу уродов. Но, по какой-то злобной иронии судьбы, именно мы должны будем скоро изменить мир. Изменить к лучшему, что ещё более смешно. И уж поверь мне, мы его изменим. Даже если…
- Заткнись… - прошипел я сквозь стиснутые зубы. Нет, хренушки, при этом животном я не заплачу.
- Как прикажете. – издевательски козырнул Командир и, сверкнув мне в лицо своими красными линзами, распахнул передо мной дверь зала заседаний.
- Стойте!!!
- Что? – он с живейшим интересом обратился ко мне.
- Что я скажу им? Как уговорю их всех пойти против Церкви?
- Знаешь, малыш, по-моему, сейчас самый удачный момент, чтобы показать мне, как старина Адольф Гитлер умеет пудрить людям мозги. – и он первым вошёл в зал. Я, лихорадочно соображая, протиснулся следом.
Зал встретил меня гробовой тишиной. Она настала уже тогда, когда взглядам собравшихся предстал Командир. Теперь я, казалось, отчётливо мог слышать скрип их извилин, судорожно пытающихся понять, зачем их вождю потребовалось приводить сюда ЭТО.
Особенно меня порадовал Тоттенкопф. Мой верный заместитель, стоящий, как обычно, справа от моей трибуны, скорчил от недоумения настолько смешную рожу, что я не удержался от улыбки. Под шлемом лидера ГМВ раздавались какие-то хрюкающие звуки. Наверное, он сам едва сдерживал смех.
Наконец кто-то в зале прошептал:
- Фюрер вернулся…
- Фюрер вернулся! Фюрер вернулся!!! – раздавались возгласы то оттуда, то отсюда, и вот уже все собравшиеся слились в едином крике:
- Фюрер вернулся! Урааа!!!
Я с трудом протиснулся к трибуне – в зале, похоже, собралось столько народу, что будь он резиновым, непременно растянулся бы впятеро. Встав на своё место, жестом руки я заставил их замолчать. Командир, демонстративно игнорируя совершенно обалдевшего Тоттенкопфа, встал по мою левую руку.
- Мой фюрер, мы счастливы видеть вас целым и… - поднялся Зарин.
- Сядь, сука. – хранитель, вмиг покрывшись потом, сел.
Я обвёл взглядом зал. Что же, чёрт побери, я им скажу?... И вдруг, как это всегда чудесым образом происходит, идея сама пришла ко мне.
Я распростёр руки в стороны, словно желая обнять сразу всю эту огромную массу народа, выпучил глаза, изобразил на лице улыбку идиота и гаркнул так, что взвыли в напряжении динамики:
- Я ВЕРНУЛСЯ!!!
Попытавшуюся было снова возликовать публику я успокоил ударом кулака по трибуне.
- Да, господа, я вернулся! Вернулся оттуда, откуда не возвращаются! И вернулся не просто так! Потому что просто так не возвращаются оттуда, откуда вернулся я! Я вернулся затем, чтобы сказать вам правду о кое-каких вещах, и эту правду, думаю, с первого раза вы вряд ли сможете переварить. Но мне на это наплевать. Потому что переварить её вам по-любому придётся. И именно с первого раза, так как дважды повторять я не собираюсь. Всем всё понятно?!
Они торопливо закивали, словно китайские болванчики. Только Гнедой-одноглаз и его люди кивали как-то медленно, вдумчиво, по-особому.
- Вчерашняя ночь выдалась жаркой и кровавой. – начал я после паузы. – Погибли многие. Ничтожная часть нашей армии – и всё равно многие. Я сам был там. И сам чуть было не погиб. Я видел, как умирали мои товарищи, которых я сам послал на верную гибель. Видел, как смерть забирала их. Видел, как она бродила вокруг. Видел её так, как сейчас вижу перед собой вас. – я сделал ещё одну паузу. – Знаете, она говорила со мной. – зал зашелестел. – Говорила, и я внимательно слушал её слова. Она говорила о самых разных вещах – о Боге, о рае и аде, о жизни и смерти, о свете и тьме… А ещё – о правде и лжи. И одну ложь, самую величайшую ложь из всех, что когда-либо существовала на нашей земле, она открыла мне, господа. Я веду речь… о Клонаторской Церкви!
- Как вы смеете?!... – кто-то вскочил, но охрана быстро усадила его на место.
- Я понял, что Церковь обманывает вас! – крикнул я. – Я умирал! Я был на той тонкой грани, что отделяет Тот мир от Этого! Я едва не перешёл эту грань, и перед моими глазами проносились те, кто один за одним вступал на дорогу Смерти! Я ВИДЕЛ, что творится там, куда я чуть было не попал!... А теперь вспомните, господа, первую догму Клонаторов: ни один живущий инкар не в силах проникнуть в загробный мир без священника! Ни один из них не увидит ни рая, ни ада, пока его не погребут так, как того требует ваша вера! Так скажите мне, господа, почему же тогда я видел всё это?! Почему они все там, в то время как никаких священников рядом и в помине не было?!
Тишина.
- Неужели, господа, вы не задавались никогда вопросом: ПОЧЕМУ Господь Бог, который тысячи лет самостоятельно справлялся с таким делом, как сортировка людей на Праведных и Неправедных, вдруг каким-то непостижимым для всех образом решил отдать эту привилегию людям, на чьих руках – кровь сотен, тысяч, теперь уже, наверное, миллионов жизней?! Жизней клонов – самых невинных и безгрешных людей во Вселенной! Почему, ответьте мне, Он позволил им торговать вашими душами, подобно тому как шлюхи торгуют собственными сиськами в подворотнях?! Почему религия, произошедшая от самой доброй и бескорыстной религии на свете, превратилась в самую продажную и кровавую ложь, какую только можно себе представить?! По Его воле?! Вряд ли!
Тишина. Я тяжело дышу, пот струится по моим щекам.
- Я требую, чтобы вы задумались! Требую, чтобы вы осознали, насколько невероятно это звучит – душа, возвращенная в тело! Не религией это попахивает, господа, а мистикой! Мистикой дремучих индейцев, верящих в превращения, духов и прочую хренотень! Разве Бог, отняв у человека жизнь, позволит кому-то вернуть её?! Позволит ли Он это хотя бы одному человеку, будь тот хоть трижды Клонатором?! Позволял ни он это раньше?! НЕТ! Так почему же вы думаете, что за какие-то сто с лишним лет Он повредился в уме и решил отдать свои главные полномочия тем, кого Он Сам создал и кого Сам же отправит потом по назначению?! Или вы думаете, что обладая такой силой, они теперь сами могут судить друг друга, готовя себе тёплые местечки в раю, не опасаясь более Его гнева, а Он на всё будет глядеть сквозь пальцы?! Более отвратительного маразма я и представить себе не могу!
Тишина. Я вижу, как от моих ногтей на лаке трибуны остаются глубокие борозды. Микрофон покрыт мелкими каплями слюны.
- Что произошло с бедным человечеством, я не знаю. Очевидно, оно настолько отупело в своём желании верить хоть во что-нибудь, что готово было поверить даже в такую вот сказку, замешанную на крови, деньгах и шантаже. Именно шантаже, господа! Потому что вы ежедневно, ежечастно должны находиться у Клонаторов под колпаком, чтобы доказать им: мы себя хорошо ведём и мы достойны того, чтобы отправиться в рай. Хотя на самом деле, думаю, и вам и им хорошо известно: в рай никто из вас НЕ ПОПАДЁТ! Потому что у клонов НЕТ ДУШИ! И не было её у них никогда!
Тишина. Я не считаю нужным сдерживаться. Я молочу кулаками по трибуне, исхожу на слюну, срываю голос на диких воплях.
- Клонирование – бич разумного человечества! Но Клонаторская Церковь – это палач, что держит этот бич в руке! Клонирование породило её, но теперь она сделает всё возможное, чтобы не дать нам его отменить! Ибо живёт она только лишь за счёт него! И если мы его отменим, она умрёт и будет похоронена на веки вечные! Господа, я требую, чтобы вы раскрыли наконец ваши глаза – вас обманывают и шантажируют такие же люди, как и вы! Такие же, только не в пример более умные и коварные! Они держатся за клонирование, а мы вырвем его у них из рук! Вырвем и разорвём на части! Мы свегнем Клонаторов навсегда!!! КТО СО МНОЙ?!
Я вскинул вверх кулак. И тут же все, как один, присутствующие вскинули кулаки мне навстречу. Все полторы тысячи человек, что собрались в зале. Я вздрогнул – такого эффекта я не ожидал. Я оглядел их. У каждого в глазах горел огонь. Каждый хотел немедленно начать убивать. Каждый хотел отомстить тем, кто обманул его. ОНИ ВСЕ ПОВЕРИЛИ МНЕ. Господи, неужели достаточно всего пары-тройки фраз, мало-мальски похожих на истину, и они примут эту истину всем своим сердцем?! Что за тупые, что за невыносимо тупые твари!!!
Они стояли в полнейшей тишине, подняв кулаки. Их взгляды были прикованы к их фюреру. Наконец заговорил Одноглаз:
- Наш вождь для нас важнее Клонаторов. Он важнее для нас, чем Бог. Он важнее, чем всё в этом мире. Мы жили с этим всю свою жизнь. Мы передавали это из уст в уста. И мы умрём с этим. За Адольфа Гитлера, спасителя человечества!!! – выкрикнул он и вскинул кулаки к потолку. Зал, выдохнув «Ура!», вознёс свои руки в том же направлении. Я торжествующе огляделся и… обнаружил, что заместитель исчез.
- Где Тоттенкопф?! – кинулся я к Командиру. Тот только руками развёл:
- Смылся. Наверное, почувствовал себя здесь некомфортно. Я читал про этого психа кое-что из архивов Группы. Он всегда отличался особой религиозностью…
- Ты не задержал его?!
- Зачем? – искренне удивился мутант. – Чтобы испортить тебе весь художественный эффект? Поверь мне – быстро задержать его не получилось бы, это была бы драка на полдня…
Я отмахнулся, призывая его замолчать. Командир послушно утих. Зал всё ещё ждал продолжения.
- Завтра на рассвете мы будем атаковать Храм Смерти и Возрождения. – сказал я. – Нас поддержат правительственные силы. – я кивнул на лидера ГМВ. – Сейчас все вы вернётесь к своим войскам на Поле и будете приводить их в боеготовность. Подробнейший план атаки я жду к шести часам утра. Это приказ. Все свободны. – и я первым стал протискиваться к выходу.
В коридоре меня поджидал Зарин и несколько его солдат. Похоже, они стояли тут уже давно. Все были при оружии, а у хранителя традиций на плечах болтался пятислойный бронежилет. Было даже удивительно, как это старик не проломился ещё под его тяжестью. Его сухое морщинистое лицо выражало такое удовольствие и злорадство, что мне очень захотелось в него плюнуть.
- Вы арестованы! – гордо отчеканил он, видимо, чувствуя себя за спинами охранников в безопасности. – За ересь, измену старой программе Партии и…
Командир, шедший сзади меня, извернулся, сделал несколько едва заметных простому глазу движений, и все шакалы Зарина упали на пол, истекая кровью. Раны были настолько серьёзными, что они даже кричать не могли. Только корчились на линолеуме, разбрызгивая кровь по сторонам.
- Нет… нет… - Зарин попятился к стеночке, судорожно пытаясь нащупать что-то в кармане. – Пожалуйста… фюрер… - его колени дрожали, слёзы текли у него по щекам. Командир разрубил его на две ровные половинки с одного размаха.
- Вот, собственно, такой вот бесславный конец. – проговорил он и пошёл туда, куда шёл, как ни в чём не бывало. Стараясь унять тошноту или хотя бы дотерпеть до своей комнаты, я поплёлся следом.

Глава Vier.
Приближался полдень. Солнце нещадно палило крыши супервысоких домов, отражалось в тысячах миллионов пластиковых окон, резало глаза, изнуряло тело, притупляло дух. Такой жары Го

 Отправлено: 26.09.06 23:54. Заголовок: Re:

- Тридцать секунд до завершения нацеливания. – прозвучал голос в передатчике. Все солдаты насторожились, затаились. Командир тревожно поглядел на меня. Дула «Протуберанца» снова засветились… И вдруг откуда-то из глубины подсознания всплыло у меня то самое чувство, что я испытал недавно в лесу. Как раз перед тем, как…
- Тревога! Тревога! «Протуберанец» второй дивизии выведен из строя!!!
Я поднял глаза к небу. Над зловещим Храмом, высоко-высоко в небе, кружила маленькая чёрная точка. Не успел я навести на неё бинокль, как она скрылась за вершиной пирамиды.
- Двадцать секунд до… О Боже!!! Чёрт… Ааа!... Внимание, «Протубранец» третьей дивизии выведен из строя неизвестным излучением!
- Всем следить за небом! – выкрикнул я. – Сбить существо над вершиной Храма!
Сотни красных ниточек лазеров устремились вверх. Таинственная тварь маневрировала между ними, точно заранее знала, куда будет направлен каждый смертоносный луч. Она летала так, словно была рождена для полёта. Или это на самом деле так и было?
И вдруг белая молния снова вылетела из чёрной точки, ударив в третий по счёту «Протуберанец». Передатчик снова тревожно взвыл.
- Шесть секунд до окончания нацеливания! Готовность номер один! Пять! Четыре!... – верещал динамик в моём шлеме. Остался только один супер-танк. Тот, возле которого я стоял. – Три! Два! – воздух напрягся, как гитарная струна. Все бойцы, словно по команде, передёрнули затворы своих винтовок. Танки, урча, повернули свои башни туда, где в стене Храма должна была образоваться громадная дыра. Или хотя бы какая-нибудь. Все затаили дыхание. – Один! Огонь!!! ОГОНЬ!!! – и три ослепительных сияющих потока, вырвавшись из пушек «Протуберанца», ударили в стену красной пирамиды. В воздухе около неё сразу расцвело нечто вроде огромного клуба пламени, в который тут же устремились обломки зданий, пыль, мусор с мостовых… Из стен выворачивались громадные мраморные блоки и листы железа толщиной в несколько метров, и исчезали внутри этой маленькой чёрной дыры, которая то резко росла, то внезапно сдувалась почти до нуля. Это было потрясающее, пугающее зрелище. Дыра медленно съедала Храм, проковыривая в нём отверстие, которое должно было впустить нас внутрь.
А через доли секунды после выстрела в танк ударила бесшумная белая молния. Существо, ловко увернувшись от полетевших в его сторону ракет, спикировало камнем вниз, схватило одного из солдат с левого фланга, пулей взмыло обратно к небесам и, разорвав его на несколько частей, скрылось внутри Храма.
Шли минуты. Шли уже десятки минут. Чёрная дыра с рёвом пожирала всё, что находилось вблизи неё. По разрушенным улицам гулял ветер, то и дело какой-то мелкий камушек срывался прямо у нас из-под ног и исчезал в этом огненном вихре. Пробоина в стене Храма росла. Никто пока не осмеливался выходить оттуда. Даже наши солдаты не могли подойти близко к дыре – их бы затянуло в неё моментально. Командир задумчиво глазел на всё это.
- Они контратакуют, как только это чудо природы исчезнет. Нам стоит быть начеку, малыш. Треть армии мы уже потеряли из-за этого обвала, а «птичка» вывела из строя наши главные орудия. Что теперь будет, я даже предположить боюсь.
- Ты знаешь, что это была за тварь?
- Нет. Но мы видели её, когда следили за вами в лесу. Она кружила, словно что-то выискивая, и лишний раз никогда не давала увидеть себя вблизи. Очевидно, она имеет какое-то отношение к Властелину Мира. Нечто вроде его личной гончей, я так думаю. Там, на холме, она, скорее всего, выслеживала Венеру. И забрала её, как только основые силы покинули позицию. Её оружие – какой-то нейтронный излучатель, способный проникать через любые препятствия. Так что ещё раз повторяю – нам стоит быть начеку. Кто знает, сколько ещё генетических кошмариков припасено у этих мастеров клонирования!
Тем временем пламенеющий шар начал медленно сдуваться, открывая нашему взору разломанную стену Храма. Дыра была столь внушительна, что в неё без проблем смог бы прорваться танк.
Из дыры никто не показался. Вообще. Солдаты напряжённо прильнули к прицелам своих орудий, вглядываясь в темноту пролома. Никого. Никакого движения. Никто не вышел защищать убежище Клонаторов.
И вдруг сзади раздался взрыв. А затем – ещё один. И ещё. Послышались крики паники. Обернувшись, я увидел, как прямо в сердце нашей армии рвутся снаряды, взметая обломки и человеческие тела ввысь. Машины взрывались одна за другой, люди, пытаясь скрыться от обстрела, метались то туда, то сюда.
- Фюрер, нас бомбят откуда-то с тыла! В десяти километрах отсюда установлены артиллерийские орудия! Неизвестные войска приближаются к Храму со всех сторон, их значительно больше чем нас! Похоже, вся клонаторская армия пожаловала к нам на огонёк! Нас окружили!
В небе показались твари, похожие на ту, что вылетела из Храма. Только эти были значительно меньше, и были их целые стаи. Они приближались отовсюду – с севера, с юга, с запада и востока. Они пикировали на нас и, хватая одного человека за другим, уносили их ввысь и сбрасывали с высоты на землю, после чего пикировали снова. Воздух гудел от их диких воплей.
Развернув орудия, солдаты открыли по ним огонь. Нескольких удалось подбить, но существа двигались слишком стремительно. Между тем среди них появились монстры побольше, похожие на гигантских драконов. Медленно пролетая над нашими позициями, они сбрасывали на нас тяжёлые бомбы. Всё заполыхало огнём, заволокло дымом и каким-то зелёным едким газом. Ещё раз я от души порадовался, что в скафандрах есть фильтры против всякой дряни.
- Скоро они подтянут наземные войска! – верещал передатчик. – Мы уже видим их на экранах, фюрер! Это всё – живые существа, какие-то мутанты, оснащённые пушками! Их целое море, они огромные как дома! Среди них – кучи разной мелочи! Вождь, нам надо что-то немедленно предпринять! Этих летучих ублюдков тысячи, они уже основательно нас погромили! Если всё это не прекратится, то когда подойдут их основные силы, им уже будет нечего тут делать!...
Один из «драконов», не спеша пролетающий над моей головой, вдруг покачнулся в воздухе, сложил крылья и, очевидно, кем-то подбитый, упал в сотне метров от того мест, где я стоял. Мощный взрыв потряс поле боя, танки, между которыми он рухнул, просто отбросило в стороны. На месте падения бомбардировщика остался внушительный кратер.
Твари никак не прекращали атаку. Их становилось всё больше и больше. Лазерные винтовки их не брали, а орудия потяжелее они быстро выслеживали и громили, падая камнем на них сверху. Они просто истребляли нас. Но мы ещё держались.
Я сжал кулаки.
- Внимание всем! Мы начинаем наступление на Храм! Всем войскам, находящимся ближе всего к дыре – вперёд! Остальным – занять круговую оборону и ждать дальнейших инструкций! Афанасий Гнедой принимает командование обороной!
Я сорвался с места и, махнув рукой, первым ринулся к пробоине в стене пирамиды. Командир резво припустил за мной. Бежать по грудам руин было сложно – я то и дело чуть не падал, ноги застревали между обломками. Но я чувствовал, что за мной бегут люди. Те, кого я веду. Те, за кого я отвечаю. И мне становилось немного легче. И вместе с тем – и сложнее тоже.
- Лучшая защита – это нападение, не так ли? – усмехнулся лидер ГМВ, широкими шагами следуя за мной. Его собратья в чёрных комбинезонах уже копошились около дыры, с кем-то перестреливаясь. И когда они успели так быстро к ней подобраться?
- Надо убить этого ублюдка быстрее! Возможно, это их притормозит! – пытался я говорить на бегу. – Там, похоже, столько монстров, что они от нас просто ничего не оставят!
- Я тебе кое-чего не сказал, малыш. Просто позабыл, наверное…
- Что ещё?!
- Сегодня в Храме в полном составе должен заседать конклав Церкви, высший совет клонаторских епископов. Мы должны будем взять их живьём.
- Но зачем?!
- Инициативная Группа планирует принудить их избрать нового Властелина Мира – своего рода марионеточного вождя, покорного интересам Правительства. Его задачей будет постепенно развалить Церковь изнутри, и…
- Политика! – с желчью в голосе выдавил я.
- Церковь не распадётся сама собой, парень, как только будет убит её вожак. Она всё ещё имеет вес. Только сама Церковь теперь может разрушить себя. Просто тупо взять и перебить всех, кто носит рясу – это столь же эффективно, сколь и дорого. О, кстати, мы уже пришли!
Мы подбежали к дыре. Солдаты стояли и ждали нас. Кто-то уже забежал внутрь.
- Первичное сопротивление подавлено. – сообщил Командиру один из его мутантов, указав на лежащие в проёме тела в наполовину сожжённых красных сутанах, рядом с которыми валялись тяжёлые золотые посохи. – Есть незначительные потери. Эти уроды вмонтировали в посохи какие-то штуковины и могут из них стрелять. Похоже, внутри будет жарко.
- Это я и без вас знал. – Командир обнажил меч и ринулся в темноту коридора. Я – за ним. Похоже, мы попали в один из многочисленных коридоров, что пронизывали Храм, как муравейник – узкий, слабоосвещённый, почти без дверей. Лампочки в потолке были выбиты только в непосредственной близости от того места, где была дыра. Дальше нас сопровождал слабый желтоватый свет, почему-то казавшийся мне очень неприятным. Коридор был настолько мал, что одновременно в нём могло пройти два человека. Мы с Командиром шли впереди, ещё две дюжины мутантов ГМВ шагало за нами.
И вдруг…
- Ааааааа! – за моей спиной раздался краткий вопль невыразимой боли и ужаса, и, обернувшись, я успел увидеть, как трое из нашего отряда превращаются в бесформенные лужицы живой ткани, в то вемя как остальные с оружием наготове смотрят в потолок.
- Белая молния! – сказал один из них. – Она пальнула прямо сквозь потолок, сквозь лампы… Никогда раньше такого не видел!
Командир огляделся.
- Сколь бы ни была умна эта тварь, она не могла попасть по нам наугад. Здесь должны быть камеры или на худой конец тепловизоры. Здесь я их не вижу, стало быть, они замаскированы. А времени искать их у нас нет. А посему мы будем бежать так быстро, как только сможем, чтобы затруднить ей её задачу. Да, кстати, господа, хочу напомнить, что мы ещё только на первом этаже, в то время как искомая цель где-то наверху, а до верха далеко, как до рая. Трёхмерный план здания готов? – повернулся он к одному из «коллег», колдовавшему над каким-то мелким приборчиком.
- Готов, босс! Пройти нам осталось ещё метров двести-триста, после чего мы попадём в большущий зал, где, судя по индикатору, находятся несколько точек. Наверное, это охрана. Шесть точек обычного размера и одна – где-то в два раза побольше. – Командир внимательно слушал, прикидывая. – Обезвредив их, мы сможем воспользоваться лифтом, он отвезёт нас в центральную часть пирамиды. Там тоже зал, но гораздо меньших размеров. В нём тоже есть живые, судя по всему – большей частью невооружённые. Очевидно, это Властелин Мира и члены конклава. Пока что это наша главная цель. Дальше мы видим ещё лифт, он ведёт к острию пирамиды, на самый последний этаж Храма. Там – только две точки. Одна – поменьше, чем все остальные, вторая – неимоверно большая.Я предполагаю, что это Венера, а охраняет её наш главный крылатый друг. – он озадаченно почесал макушку под шлемом. – Знаете, похоже, приборчик барахлит. Больше живых существ внутри Храма он не показывает.
- То есть как это?!
- По нашим первоначальным данным, внутри этого строения нас должно было поджидать сопротивление в несколько сотен человек, отборнейших воинов Церкви. Кроме того, здесь должно было быть полным-полно священников и служек. Но здесь, похоже, просто НИКОГО! И защитные системы отключены…
- Это странно… - задумчиво проговорил я. Все тут же обернулись в мою сторону. – Почему они организовали такую странную оборону Храма, предпочтя лучше взять нас вместе с ним в кольцо, чем просто стянуть войска к пирамиде и ждать нас?... Как будто они не знали заранее, что мы придём… Или же… - я старательно обдумывал своб догадку, отчаянно пытаясь облечь мысли в слова. – Или же они всё это время слишком сильно заняты были тем, что УЖЕ происходило внутри Храма?...
- Что ты имеешь в виду?
- То, что кто-то уже поработал здесь за нас. И убил всех этих людей.
- Чушь! Ни одному человеку это не под силу!
- Под силу. Только он не совсем человек.
Лицо Командира зашевелилось под маской.
- Ты считаешь, что это сделал Тоттенкопф?
- Возможно. Министр Рендалл говорил, что и его, и вас создавали специально для этого дела. Может быть, его создали лучше?
Лидер ГМВ покачал головой.
- Комната Властелина Мира и зал конклава представляют собой кубы титана со стенами толщиной в метр. Они выдержат атомный взрыв, и кроме как через дверь, что всегда заперта, внутрь не пробиться. Никакой вентиляции, никаких окон или щелей. Только один путь.
- Но ведь мальчишка прав! – воскликнул солдат с приборчиком. – Зал конклава – в центре, а покои Властелина, где сидят Венера и эта тварь – наверху! И только там, не считая большого зала, ещё остался кто-то живой! Если Тоттенкопф не мог проникнуть туда, то он, собственно, и не проник!
- Я всё равно не верю что это он. – проговорил сквозь зубы Командир. – Но осторожность не помешает. Бежим быстрее, я не понимаю, какого хрена этот урод больше не палит!
Мы побежали по коридору, пока не упёрлись в большую золотую дверь. Командир глянул на приборчик:
- По моей команде ломаем дверь, и…
- Но босс, там уже НИКОГО НЕТ! – прошептал солдат, держащий устройство. Лидер мутантов подскочил.
- НЕТ?!
- Живых организмов больше не осталось. Я вижу несколько слабых точек, напоминающих ещё не остывшие трупы, и…
- Ломайте дверь! – скомандовал Командир. Через минуту дверь была взорвана. Мы ввалились в зал, но тут же застыли в немом ужасе. От зрелища, представшего нам, я стащил с головы шлем и начал блевать. Ноги подкосились, я упал на четвереньки и попытался больше не смотреть по сторонам. Но картина, что я успел увидеть, всё ещё стояла перед моим взором, как я и пытался её отогнать.
Повсюду были трупы. Много десятков, а то и сотни тел, растерзанных, изуродованных, размолотых в бесформенную кашу. Стены были забрызганы кровью, с потолка свисали кишки и плоть, осколки раздробленных костей хрустели под ногами. Это была настоящая кровавая баня. Только в диких кошмарах можно было бы представить себе такое.
Не поднимая головы, я услышал голос Командира:
- Здесь, похоже, и вправду побывал кто-то большой и страшный. На стенах – отпечатки ударов, колонны порушены, повреждено покрытие пола. Следов выстрелов нет – они, похоже, палили из своих посохов. Значит, тот, кто убил их, действовал в рукопашную.
- Или с помощью булавы… - прошептал я.
- Не факт. – отреагировал предводитель мутантов. – Вот тут, на одной колонне, нечто вроде царапин от когтей. Похоже, если Тоттенкопф здесь и был, то он явно дрался с тем крылатым чудовищем. И, похоже, победить его не смог, ибо тварь – наверху, а он сам – неизвестно где… – он сделал жутковатую паузу. – А людей они, похоже, использовали как живые прикрытия. Или… или даже дрались ими, как дубинками… - я снова начал блевать. Командир поспешил взять меня под руку и отвести к лифту. Тот пришёл спустя две минуты. Я крепко зажмурил глаза и старался забыть, что иду по лужам крови и горкам окровавленных мышц. Только когда мы сели в лифт и поехали наверх, я открыл наконец глаза и перевёл дух.
- Зачем… - прошептал я. – Зачем он это сделал?!...
Командир пожал плечами.
- На него, похоже, твоя речёвка тоже произвела впечатление. Остаётся только гадать, какое именно. Стоит отдать должное этому твоему заместителю – он существенно облегчил нам задачу.
Мы были в сердце пирамиды. Коридор, по которому мы шли, был весь покрыт выбоинами от сокрушительных ударов булавы заместителя и мёртвыми, окровавленными телами. Священники в красно-чёрных сутанах лежали с переломанными костями в самых немыслимых позах, сжимая посохи в руках. Они умерли, защищая своего повелителя. Здесь было немногим меньше ужасов, чем в зале, и я изо всех сил старался сдерживать тошноту. Невольно я задумался – а как выглядела война, которую развязал тот, от кого я сам произошёл? Неужели она была столь же кровавой? Или даже больше того… Я никак не мог взять в толк, как могло человеку, чья кровь текла в моих собственных жилах, до такой степени нравиться всё это.
Наконец – последняя дверь. Металлическая, блестящая дверь с кодовым замком, покрытая множеством мелких царапинок. Думаю, если б такая упала на «Протуберанец», она точно проломила бы ему крышу.
И вдруг она распахнулась. Сама собой, стоило нам подойти к ней. Мы прошли в небольшой овальный зал с круглым столом, за которым, сжавшись в клубочки от страха, сидели пятьдесят человек. В том числе и знакомый мне архиепископ, отец Игнат. Он дрожал, лицо его покрылось холодным потом, зубы стучали, глаза были расширены от ужаса. При других обстоятельствах я бы лишь злорадно ухмыльнулся, увидев его в таком состоянии. Но сейчас я подошёл к нему и, сам от себя того не ожидая, участливо заглянул ему в глаза и спросил:
- С вами всё в порядке, архиепископ?
Тот не мог вымолвить ни слова. Зато встал с места грузный, внушительный старец с длинной седой бородой, немного напоминающий злого невыспавшегося Санта-Клауса.
- Я – отец Павел. – важно сказал он. – От имени Великой Клонаторской Церкви конклав принял решение сдаться в плен войскам Правительства. Отец Понтиус только что объявлен нами вне закона.
- Это, конечно, хорошо… - проговорил Командир, поигрывая своим мечом. – Но где же сам ваш главный пидор? Почему он не встанет и не объявит о том, что он теперь не главный, а просто облажавшийся? Или лажанувшийся, как его царской душеньке будет угодно…
- Его здесь нет. – ответил отец Павел. – Вы можете найти его наверху, в своих покоях.
- Здесь какая-то ошибка… - проговорил солдат с детектором. – Я по-прежнему не вижу там никого, кроме Венеры и… и… - он запнулся. Дыхание его перехватило. – Не может быть! Вы что, хотите сказать, что ЭТО…
- Никто никогда не видел отца Понтиуса в лицо… - прошептал отец Игнат, мелко дрожа. – Потому что существа, подобные ему, никому не показываются на глаза. Это демоны, что сидят у себя в преисподней и вершат свой кровавый суд, а руку им направляет сам Сатана… Это наказание… Наказание, посланное нам Господом за ересь… - он перекрестился. Все озадаченно посмотрели на него. Похоже, такие жесты у Клонаторов были не в ходу.
- Отец Понтиус обладал достаточно большими средствами, - сказал отец Павел, - чтобы позволить себе перекроить собственное тело так, как он того хотел. Его извращённая фантазия сделала его монстром, полностью модифицированным существом, ни один ген которого не остался таким, как создала его мать-природа. Он превратил себя в настоящую боевую машину, без страха и боли, лишь с двумя основными инстинктами – ВЛАСТВОВАТЬ и УБИВАТЬ. Он действительно превратил себя в демона.
- Когда несколько часов назад в здание проник ваш человек… - шептал отец Игнат, - и никто не мог остановить его, мы решили, что Божья кара настигла нас наконец. Этот человек, который человеком вовсе не был, всё время повторял, что хочет лично спросить у Властелина Мира, правда ли то, что заповедовал нам ещё отец Ирод. И отец Понтиус вышел к нему. Вышел, и они начали биться. Они бились долго и перебили всех, кого мы послали, чтобы помочь нашему владыке. Мы и раньше предполагали, что отец Понтиус ест человеческое мясо, чтобы пополнять свои силы. Но теперь… теперь, в горячке битвы, он потерял всё, что оставалось у него человеческого. Они дрались друг с другом, и люди вокруг них умирали, так и не успев сообразить, кто же именно из этих двоих – их враг. Тогда мы все собрались здесь и приняли решение отстранить эту адскую гарпию от управления нашими делами. Но мы знаем, что он никогда не примет нашего решения. – отец Игнат снова задрожал. – Мы оказались между молотом и наковальней. Мы попались в яму, что сами вырыли для себя. Пожалуйста… - он упал на колени. – ПОЖАЛУЙСТА, выведите нас отсюда! Здесь ад! Здесь просто геенна огненная!...
Командир понимающе кивнул.
- На ваше счастье, старые ублюдки, мне приказано вас не трогать. Иначе бы пошинковал вас в капусту сразу, как увидел. Эй, вы! – прикрикнул он на двух своих людей. – Отведите старых пердунов к выходу, да заодно и посмотрите, что там осталось от нашей доблестной армии. Пускай они скажут своим пёськам «Фу».
Сияя от счастья, властители Клонаторов под конвоем покинули зал. Отец Игнат, выходивший последним, сунул мне в руку какую-то бумажку. И тоже скрылся в дверях.
- Как думаешь, они выживут? – спросил я.
- Не думаю. Тоттенкопф рыщет незнамо где, они вполне могут пересечься. Главное, чтоб выжили мы – я записал всю их тираду в память своего шлема. Это, как-никак, вещественное доказательство того, что они в приципе не были бы против расформирования Церкви. Пошли! – поторопил он меня. – Вот и лифт.
Небольшой красивый лифт был вделан в стену. Мы с Командиром первыми зашли в него и поехали наверх. Шли тяжёлые секунды. Меня мутило, в глазах слегка двоилось. Слишком много потрясений за один день…
Двери медленно открылись. Небольшой полутёмный коридор отделял нас от двери, за которой находилась Венера, охраняемая демоном-Властелином. А посреди этого коридора стоял Тоттенкопф. С громадной шипастой булавой на длинной стальной цепи. Его глаза горели огнём, доспехи и оружие были заляпаны кровью. Но лицо по-прежнему оставалось каменным и ничего не выражающим.
Увидев нас, он сделал движение рукой, собираясь разнести на куски лифт вместе с нами. Командир моментально отреагировал, обнажив свой длиннющий меч. Они оба замерли в тревожном ожидании. Я тоже. Я чувствовал – если они затеят драку в таком тесном пространстве, мне точно перепадёт какой-нибудь смертельный удар. Но, к счастью, пока они просто стояли.
Первым не выдержал Командир:
- Ну и какого х… мы тут встали, коллега?! Мы ведь, вроде бы, пришли сюда за одним и тем же!
Не выпуская из рук булавы, Тоттенкопф ответил, обращаясь ко мне:
- Мой фюрер, я всегда боготворил вас. Всегда, даже тогда, когда вы ещё не родились на свет. Выполняя миссию, для которой я был рождён, я мечтал, чтобы именно вы направили меня на её. Но когда я познал веру, что несла Великая Церковь, я отказался от этого страшного смысла своей жизни. Я нашёл другой смысл – в услужении вам, мой вождь, и в строгом соблюдении всех канонов своей новой веры. Я надеялся, что однажды Великий Властитель наш сжалится надо мной и подарит мне бессмертную душу. Я верил во всё это так же, как верю и верил в то, что земля круглая, а небо – голубое. Но ваше возвращение и ваши взгляды породили во мне новые искры сомнений. Множество вопросов, которые требовали разрешения. И когда вы произнесли свою последнюю речь, я почувствовал, что умру, если не изберу для себя верный путь. Я понял, что быть одновременно с вами и с моей верой мне теперь не дано. И я пошёл, чтобы найти ответы здесь, в святая святых того, во что я верил. И я нашёл ответы. Все до одного. – он опустился на одно колено и склонил голову. – Приказывайте мне, мой вождь.
Командир облегчённо опустил меч.
- Приказываю. – сказал я. – Уничтожить Властелина Мира и освободить Венеру. Немедленно.
- Верное решение, малыш! – одобрительно кивнут Командир. – Но не кажется ли тебе, что на этом этаже нас пока что всего лишь трое?!
- Они нам не помогут. – убеждённо сказал Тоттенкопф. – Мы с вами – сверхсущества, и только нам дано победить сверхсущество. Но мы всё равно не сможем пробраться внутрь – чтобы откыть эту дверь, нужен код.
- Этот? – я показал на бумажку, что дал мне отец Игнат. Тоттенкопф кивнул и направился к двери. Командир последовал за ним. Проверив ещё раз свою винтовку, я решил держаться поодаль.
Наступил момент истины. Слышно было, как пикают под пальцами заместителя нажимаемые кнопки. Слышно было, как тяжёло, словно лорд Вейдер, дышит в своей чёрной маске Командир. Слышно было, как бьётся моё сердце.
И вот в глубине стены раздался гул сотен шестерёнок, и небольшая, но тяжёлая дверь со стоном начала отъезжать в сторону. За ней обнаружилась комната, обставленная с немыслимой роскошью, выдержанная опять-таки в чёрно-красно-золотых тонах. Посреди комнаты стояло нечто вроде кресла, к которому была прикована Венера. Её глаза были завязаны, в рот вставлен кляп. Она не могла пошевелить ни одним пальцем.
- Венера! – крикнул я и, забыв об осторожности, кинулся к ней. Но тут же был отброшен назад ударом, нанесенным откуда-то сверху. Падая, я успел заметить, как Командир с обнаженным мечом подпрыгнул к потолку, а Тоттенкопф принялся раскручивать свою булаву. Подняв туда глаза, я увидел громадную фигуру, замотанную с головы до ног в красную расшитую золотом мантию, которая висела вниз головой, как летучая мышь, сжимая в руках золотой посох, кончик которого светился зловещим белым огнём. Этим посохом оно и ударило меня наотмашь. Хорошо, что скафандр защитил меня.
Ещё один удар отбросил Командира прямо на Тоттенкопфа, сбив того с ног. Существо, воспользовавшись секундной паузой, спрыгнуло наземь и сбросило мантию, распахнув свои исполинские крылья. Трудно описать словами то, что скрывалось под мантией. Огромные руки с длинными пальцами, увенчанными острыми когтями… Небольшая голова с маленькими глазками и широкой пастью с зубами в два ряда… Крылья шириной с полкомнаты, покрытые красными прожилками, с красовавшимся в одном месте прострелом от нашего лазера… Чёрная чешуя, которой было покрыто всё тело, и узлы мощных тугих мышц, перекатывающиеся под ней… Хвост длиною в несколько метров, извивающийся сзади, словно исполинская анаконда… Это был демон. Демон в самом буквальном смысле этого слова.
Не успел я перезарядить винтовку, как Властелин Мира легко выбил её у меня из рук движением крыла. Таким же движением он отбросил меня, а заодно и кресло с Венерой, в противоположную сторону комнаты. Я принялся тут же развязывать на ней повязки, краем глаза успев заметить, как Тоттенкопф, размахнувшись, отправил булаву по направлению к отцу Понтиусу. Но чудовище, извенувшись немыслимым образом, отскочило в сторону, и булава пролетела мимо. Тоттенкопф по инерции последовал за ней и, долетев до другой стены, оттолкнулся от неё и встал на ноги. Властелин обернулся туда, и в этот самый момент Командир атаковал сзади, разрубив ему крыло. Монстр взвыл и попытался достать лидера ГМВ своими лапами, но лишился вместо этого нескольких пальцев. Тут же он получил удар в спину тяжёлой булавой заместителя. Устояв на ногах, он взмахнул хвостом, отбросив Тоттенкопфа назад, и снова обернулся к Командиру. Тот, размахивая мечом, что-то ему орал. Взмахнув крыльями, чудище откинуло его к противоположной стене и переместлось куда-то в угол, сложив крылья и ожидая нового нападения…
Тем временем я снял повязку с глаз Венеры и с трудом выковырял у неё изо рта резиновый кляп. В её глазах, как обычно, не было страха. Она ласково смотрела на меня и улыбалась. Но улыбка эта была усталой и измученной.
- Я пришёл за тобой!... – начал я, но она перебила меня:
- Ты пришёл изменить мир, Доля. И сейчас он должен будет измениться.
Отец Понтиус тем временем вовсю орудовал булавой, которую каким-то образом вырвал у Тоттенкопфа. Заместитель лежал на полу без движения, а Командир отходил всё дальше и дальше к стене. Наконец он упёрся в неё спиной, и демон занёс булаву над ним. Лидер ГМВ подпрыгнул, оттолкнулся ногами от стены и, перелетев через голову мутанта, вонзил меч ему прямо в сердце. Монстр вздрогнул, с каким-то удивлением поглядел на расслабившегося на секунду Командира, и вдруг, резко выбросив назад свой хвост, сжал его им вдоль талии. Хрустнули кости, и ещё одно безжизненное тело полетело в сторону. Всё было кончено. Но нет, я был ещё жив. Чудовище оглядывалось в поисках новых жертв, и вдруг заметило нас с Венерой. Спокойно вырвав меч из груди и выкинув его вон, оно не спеша пошло на нас, шевеля крыльями. Я задрожал, но во взгляде Венеры было что-то настолько спокойное и уверенное, что мне стало вдруг тоже очень спокойно. Я словно впал в какой-то приятный транс. Тем временем, протянув руку, Властелин Мира схватил кресло, к которому Венера была прикована, поднёс его к своей ужасной пасти и раскыл, намереваясь, очевидно, откусить ей голову. И вдруг… он замер. И всё вокруг, казалось, замерло, настолько стало тихо. Он стоял, держа Венеру в руках, а она пристально смотрела ему в глаза, иногда начиная быстро-быстро моргать и шептать какие-то слова. Наконец он как будто вырвался из оцепенения и почесал свободной рукой себе грудь. Затем подмышку. Затем – основание хвоста. И вдруг, отбросив кресло в сторону, он принялся кататься по полу, раздирая себя когтями на куски. Его покои огласились таким чудовищным рёвом, какого я никогда прежде не слышал. Демон, истекая кровью, рвал себя на части, откусывал пальцы, вырывал кишки. Наконец, превратив себя в мешанину костей и мяса, он затих, только изредка подрагивая в трупных конвульсиях. Всё было действительно кончено.
Венера лежала на полу без сознания. Она ничего не повредила себе – дышала ровно и спокойно, словно спала. «Ангелы не убивают», вспомнились мне мои слова. Нет, Доля, ты был не прав. Ангелы убивают. Но убивают они во имя добра. Они убивают демонов и великих грешников, чтобы очистить мир от их чёрной заразы. Они убивают одного невинного, чтобы тысячи и миллионы невинных могли жить ценою его смерти. Я погладил её по щеке. Без неё я бы не сделал ничего. Без обоих Гнедых, без Тоттенкопфа и Командира, без Томаса Рендалла и Павла Орлова. Я подошёл к закрытому шлюзу в стене и нажал кнопку. Передо мной распахнулась дверь на балкон пирамиды. Там шёл проливной дождь, смывая с руин остатки крови. Где-то высоко-высоко в небе грохотал гром. Последние стаи летающих тварей убирались прочь, к горизонту. Весь город был словно на ладони. Несколько километров были покрыты нашими войсками, а вокруг самого Храма высились груды обломков, оставшихся после сноса близлежащих кварталов, чтобы остановить нас. Где-то там, на границе Города и необъятной Зелёной Зоны, там, за километрами каменных джунглей, стоял Приют. Место, где я родился. Место, где я не должен был рождаться. Но где я всё-таки родился, для того чтобы помочь кому-то в изменении мира. Только сейчас, стоя под холодными струями ливня, скинув скафандр и подставляя небу измученное лицо, я понимал: я не фюрер Гитлер. Всё это время я был лишь символ, который использовали другие в своих сложных играх и интригах. К счастью и для них и для меня, меня использовали правильно. Мы победили. Человечество победило самый страшный и кровавый обман в своей истории. Я не знал, что будет дальше. Возможно, Рендалл и остальные члены Инициативной Группы решат уничтожить клонов, недотягивающих до стандарта человека. Возможно, всем им дадут права, и мир захлестнет такая волна перенаселённости и беспорядка, какой ещё не видывал свет. Мне всё это было уже не важно. Я насмотрелся на войну. Я больше не желал играть в Гитлера. И самое главное – мне больше не нужно было этого делать. Пожалуй, именно сейчас, именно пять минут назад, на этом самом месте, а не тогда, несколько дней назад, я стал на самом деле, по-настоящему, наконец-то свободен! И, сложив ладони рупором, даже несмотря на то, что с такой головокружительной высоты меня вряд ли кто-то услышит, я заорал так громко, как только может орать обычный пятнадцатилетний парень, свободный и счастливый:
- СВОБОДААА!!!!!!!!!!!
Не победа, нет. Именно свобода. Потому что дети, какими бы они ни были и на кого бы они ни были похожи, должны всегда, везде, во что бы то ни стало оставаться свободными. Ибо дети при любых, даже самых чудовищных обстоятельствах, всегда остаются детьми. И я, ребёнок под именем Адольф Гитлер, понял это сегодня.

Das Ende.

 Отправлено: 27.09.06 00:02. Заголовок: Re:

Эту книгу я написал в общей сложности за три-четыре месяца, не учитывая трёх-четырёх месяцев, заполненых экзаменами и разного рода "творческими кризисами". Образы Командира и Тоттенкопфа мне навеял великий Hellsing... :) В общем, дорогие читатели, жду отзывов и комментариев, чтобы в конце концов определиться - издавать её или сжечь! =)

 Отправлено: 28.09.06 11:49. Заголовок: Re:

Когда я этот шедевр прочитаю, так сразу и отпишусь.. а потом нам с тобой поставятъ памятникъ О_О
..прошло время.
...
Прочитала частицу. Патер Ностер, это мега-крутоооооо!!!!! Мне кажется, что маленькую книгу не издадут, а вот в каком-нибудь журнале с руками оторвут, это же гениально!
*Графиня изящно поклонилась в сторону Гвоздодера*
- Это за упоминание Батори!

 Отправлено: 01.10.06 00:29. Заголовок: Re:

Nailbuster пишет:

цитата:

а Я там сидел, перебирая в руках пилюлю с ядом и ловя на себе нетерпеливые взгляды этих ублюдков-помощников, вроде жирного предателя Гиммлера… СТОП! В учебнике не было написано «Гиммлера!».

На счёт пилюли и пистолета ещё не известно! И не Гиммелр, а Геринг. Гиммлер преданная собака - рейхсфюрер СС, худой, в очках и с такими же усами. А Геринг а Мюнхене был, там его америкосы в летнем саду застали, он с ними душевно поговорил и его чуть не отпустили. Просто исправь ибо я за себя не ручаюсь, Гиммлер можно сказать протянул мне руку симпатии.

Мда прочитал всё... И это перед сном! Респект за текст и идею... Жутковато и ошибки с немецким, ну да пофиг не в них соль... Если это ваша невербальная биография, то вы меня вдохновили написать свою: Медлк двумя фронтами, иначе мои похождения с 5 до 14 лет не назвать... Но я скорее отпишу 7-9 класс, ибо это самый яркий момент вйны внутри еня, завлечение друщей, предательство, дружба и прочая муть... А собственно ноябрь 2005 - сожздание КМ - новый фронт, или моя сторона...

 Отправлено: 01.10.06 20:08. Заголовок: Re:

ботаник пишет:

цитата:

На счёт пилюли и пистолета ещё не известно! И не Гиммелр, а Геринг. Гиммлер преданная собака - рейхсфюрер СС, худой, в очках и с такими же усами. А Геринг а Мюнхене был, там его америкосы в летнем саду застали, он с ними душевно поговорил и его чуть не отпустили. Просто исправь ибо я за себя не ручаюсь, Гиммлер можно сказать протянул мне руку симпатии.

Хммм... Я так и знал, что что-нибудь обязательно спутаю! Ладно, знатокам, наверное, виднее... Исправляю! Респект маме!

ЗЫ: И всё-таки я много где читал, что Гиммлер неоднократно хотел сместить фюрера и занять его место, и даже переговоры с америкосами вёл, или с кем-то вроде того... О перемирии... В чём я неправ? А ещё, что он весил под двести кг... Странно...

 Отправлено: 01.10.06 20:56. Заголовок: Re:

Nailbuster пишет:

цитата:

ЗЫ: И всё-таки я много где читал, что Гиммлер неоднократно хотел сместить фюрера и занять его место, и даже переговоры с америкосами вёл, или с кем-то вроде того... О перемирии... В чём я неправ? А ещё, что он весил под двести кг... Странно...

На счёт переговоров да, согласен, но он самая преданная собака фюрера. Перед смертью Гитлеру сообщили, что Гиммлер переговаривается с американцами и тот воскликнул: Невозможно, не может быть, только не Гиммлер! Пришлось переписать политическое завешание на Геббельса. А вот 200 Кг были у Геринга. Вы сравните:
Тут слева Гиммлер
Он в белом...

 Отправлено: 01.10.06 21:04. Заголовок: Re:

*фотку оценил*
Точно-точно-точно... Я и раньше его фото видел, но только выше плечей. Вот и сомневался насчёт 200 кг... Кстати, ты смотрел "Гитлер: Восхождение Дьявола"? Как тебе образ Эрнста Рёма? :) Менее похожий на него актёр - это, наверное. только я! =)

 Отправлено: 01.10.06 21:07. Заголовок: Re:

Nailbuster
Смотрел конечно же... Ну что я могу сказать... Этот сцука не слушался фюрера, вот его и убрали. Лично я придерживаюсь мнения - все кто дороги фюреру - дороги мне, все кого фюрер ненавидел - тех ненавижу я. Кстати поговаривают, что Рэма, Рёма, подставили и что он вовсе не был гомосексуалистом...

 Отправлено: 02.10.06 16:35. Заголовок: Re:

Тоже верно... Сейчас уже и не разберёшься, кто там был прав, кто виноват... Я, например, всю жизнь был склонен думать, что Гиммлер - предатель... Но, похоже, мы с тобой просто читали разные книги... Кстати, какие читал ты? Я всего одну - Макса Вебера, вроде бы...

 Отправлено: 02.10.06 17:53. Заголовок: Re:

Nailbuster
Биографию Гитлера советскую. ну туфта в общем. Вагон энциклопедий по темам Гитлер, Гиммлер, Геббельс, Геринг, NSDAP и вторая мировая. Но если честно то я в основном смотрел передачи документальные... Все ща не припомню, но точно скажу что 100 лет истории - цикл про 19 и 20 век, в общем времени занимает 24 часа. Еще неизвестные сражения в 20 сериях и поля забытых сражений: около 30 серий. Смотрел много фильмов про ВВ2, в скором времени рассчитываю посмотреть Звезду Африки 1043 год (Германия).
А так же читал кучу статей и журналов по типу ГЕО и Geschichte всё по темам ВВ2. Читал Черчеля и его мнение, читал псвевдо воспоминания Гитлера (эта книга, правда скорее всего враньё, да и я её только так краем глазом почитал в книжном магазине).

В вывод все разом утверждают:
Нацызм - зло и проклятье рода человеческого. (а в исторических очерках просто что неификтивная форма правления)
Основная верхушка партии: Гитлер(канцлер/фюрер), Гиммлер(рейхсфюрер СС), Геббельс(министр пропаганды/политический наследник Адольфа), Геринг(рейхсфюрер/люфтваффе/министерство экономики), Борман(личный советник Гитлера/личный секретарь фюрера), Кейтель(вермахт вот кто не помню но всегда главным был), Гесс(нацыст номер 3/личный секретарь фюрера в тюрьме/посол в Англию), Дениц и Редер(гроссадмиралы) и ещё куча народу в списках как Риббентроп, Кальтенбрунер, Фрик, Лей, Франк и и и ...

Из отношений никто не скроет неприязнь Гитлера к Герингу, потом зависимоть Геббельса от Гитлера и дружеские/ (как сказано в бографии Гитлера) отцовские отношения Гитлера к Гиммлеру, который был самый молодой. Ну это недоказуемо, ибо сами они покончили самоубийством а истину нам не расскажут, типа не нашего ума это дело.

Хотя в чём то вы правы, после измены, Гитлер с трудом, но подписал документ, что Гиммлер лишается всех званий и наград.